Биография Кафки

Биография Кафки

Чтобы лучше понять суть произведения Кафки «Превращение», надо хорошо знать жизненный путь самого автора. Только детальное понимание биографии Франца Кафки позволит лучше понять раскрытия судьбы «маленького человека» в обществе через произведение «Перевоплощение». Нередко фантастичность произведения отвлекает неискушенных читателей от сути произведения, но для тех, кто действительно уважает философские глубины творчества Кафки, это произведение довольно интересный и поучительный. Но прежде чем рассмотреть само произведение, его особенности, нужно обратиться к биографии Ф. Кафки. Кафка — австрийский писатель, пражанин. Домик, где он родился в 1883 году, находится в одном из узких переулков, ведущих к обществу собора Святого Витта. Связь писателя с городом — мистический и полный противоречий. Любовь-ненависть сравнима разве что с той, что он испытывал к отцу-буржуа, то выбился из нищеты и так и не понял своего гениального сына. Где-то между простецкой мудростью Ярослава Гашека, породившей Швейка, и трагической фантазией Франца Кафки, создателя Грегора — героя новеллы «Перевоплощение», — заключается ментальность пражан, которые пережили и столетия под Германией и Австрией, и годы фашистской оккупации, и десятилетия в объятиях » старшего брата «. В сегодняшней свободной, бурно развита, неусыпной Праге, привлекающий туристов со всего мира, Франц Кафка стал одним из культовых фигур. Он присутствует и на книжных прилавках, и в трудах университетских ученых, и на сувенирных майках, которыми бойко торгуют на Вацлавской площади. Здесь он соперничает а президентом Гавелом и бравым солдатом Швейком. Следует заметить, что не только большевики, вслед за Маяковским, воплотили имена наркомов, артистов, писателей в пароходы и строки. Если не лайнер, то экспресс назван именем ангора «Перевоплощение». Кстати, и в столице Баварии есть улица Кафки. Творчество и имя Франца Кафки весьма популярны на Западе. Во многих произведениях зарубежных писателей легко выявить мотивы и образы, которые навеяны именно творчеством Кафки, — она повлияла не только на художников, принадлежавших литературного авангарда. Кафка принадлежит к тем писателям, понять и растолковать которых не так просто. Франц Кафка родился в семье пражского еврея, оптового торговца галантерейными товарами, в Праге (1883 г.) Благоустройство семьи постепенно рос, но отношения внутри семьи остались при этом в мире темного мещанства, где все интересы сосредоточились на «деле», где мать бессловесная, а отец непрерывно кичится тем унижением и невзгодами, понесенные для того, чтобы выбиться в люди. И в этом темном и затхлом мире родился и рос писатель не только хрупкий и слабый физически, но и чувствительный ко всякому проявлению несправедливости, неуважения, грубости и корысти. Писатель в 1901 году поступает в Пражский университет, сначала изучает химию и германистику, затем юриспруденцию. После окончания университета работает в суде, страховом бюро где работает почти до конца жизни. Произведения Кафки достаточно образные, метафорические. Его небольшое сочинение «Перевоплощение», романы «Процесс», «Замок» — это все переломлена в глазах поэта окружающая реальность, тогдашнее общество. При жизни Кафки увидели свет такие книги: «Созерцание» (1913), «Кочегар» (1913), «Перевоплощение» (1915), «Приговор» (1916), «Сельский врач» (1919), «Голодарь» ( 1924). Основные произведения были изданы после смерти писателя. Среди них «Процесс» (1925), «Замок» (1926), «Америка» (1927). Произведения Кафки превратились в интеллектуальные бестселлеры. Есть разные причины такой популярности: наглядность подтверждений древней сентенции, что напрашивается: «Мы рождены, чтобы Кафку сделать былью», — все же вряд ли объясняет все и до конца. Как пытались представить Кафку создателем абсурда, воцарившегося в мире, такое прочтение является лишь одной из граней его творческой индивидуальности: существенной, но не определяющей. Из дневников это видно сразу. Дневники вообще многое корректируют в сложившихся представлениях «которые своей устойчивостью превратили Кафку если не на символ, то на значимое имя с определенным набором коннотаций. Чувствуя, что записи, которые делались Кафкой только для себя, порой очень не соответствуют суждениям о нем, что стали бесспорными для массового сознания, душеприказчик и первый биограф писателя Макс Брод не спешил с их публикацией. Первый сборник появилась лишь через десять лет после того, как были напечатаны два знаменитых романа, а вслед за этим и «Америка». Кафка в жизни казался неуверенным в себе, измученным сомнениями относительно своей литературной и человеческой способности. Каких чувств испытал бы Кафка, если бы ему довелось дожить до дней запоздалой славы? Скорее всего ужас — дневники, в которых он откровенен, как нигде больше, делают такое предположение почти несомненным. Ведь о Кафке думают всегда как о явлении, и даже не столько литературное, сколько социальное, поэтому распространенным становится словечко «кафкианский» — определение, трактующая нелепость, сразу к познанию, поскольку любому это известно из собственного печального опыта, — и книги этого пражского изгнанника начинают восприниматься как некий беллетризированной пособие для того, кто изучает механику тотального или бюрократического всевластия трагического алогизма, обыденности. Но он не хотел быть «явлением». Меньше всего он осознавал себя как репрезентативную фигуру, потому что так никогда и не чувствовал настоящей причастности к тому, чем жили, к чему стремились другие. Расхождение с ними, мучительные незримые барьеры — вот предмет наиболее мучительных раздумий, которыми переполняются дневники течение тринадцати лет, что Кафка их вел, перевернув последнюю страницу в июне 1923 -го, менее чем за месяц до смерти. Эти соображения почти неизменно носят форму горьких упреков самому себе. «Я отделен от всех вещей пустым пространством, через границы которого я даже не хочу пробиться», — что-то в таком духе повторяется снова и снова . Понятно, как тяжело переживал Кафка свой сердечный паралич, как он чаще называет эту равнодушие, не оставляет «даже щелочки для сомнения или веры, для любовной отвращения или для отваги или страха перед чем-то определенным». Последнее уточнение высшей степени важно: равнодушие не была нечувствительностью. Она была только следствием особого психологического состояния, что не позволял Кафке ощущать как нечто серьезное и важное для него все то, что должно определенность и значимость в глазах окружающей среды. ли речь о карьере, о матримониальных перспективы («если я доживу до сорока лет, то, наверное, женюсь со старой девой с выплюнуть вперед, не прикрытыми верхней губой зубами «), даже о мировой войне, начавшейся — он думает по-своему, прекрасно понимая, что этой личностью мысли и чувства только увеличивается его бесконечное одиночество и тут ничего не поправить. «Какой удивительный мир теснится в моей голове! Но как мне освободиться от него и освободить его, не разорвав? «Творчество Кафки много раз пытались истолковать именно как такое освобождение, поскольку в том же записи 1913 далее сказано, что избавиться химер, которые овладели сознанием, крайне необходимо,» для того я и живу на свете «. Но если действительно проза была для Кафки попыткой подобного» вытеснения «, следствием была неудача, ведь — читателям дневников это видно слишком отчетливо — никакой сублимации не произошло: комплексы, раздражение, страхи только усиливались у Кафки с каждым прожитым годом и тональность записей делалась лишь более драматичной. Хотя капитуляции не было. Просто с каждым годом Кафка все безперечнише убеждался в том, что по всей своей человеческой сути он, на фоне окружающей, другой, что он существует как бы в других измерениях, в другой системе понятий. И что это, собственно, является магистральный сюжет его жизни — значит, его прозы тоже. Он действительно другой во всем, вплоть до мелочей, то есть, если присмотреться, его ничто не сближает и не роднит хотя бы с теми, кто сыграл действительно большую роль в его судьбе, как тот же Брод, или Фелица Бауэр, или чешская журналистка Милена Есенского, с которыми было двое помолвки, оба разорваны. Тяжелая ситуация, постоянно вызывает у Кафки приступы отвращения к себе или непреодолеваемое чувство полной безнадежности. Он пытается бороться с собой, пытается взять себя в руки, но такие настроения овладевают им настолько сильно, что от них уже нет защиты. И тогда появляются записи, которые говорят сами за себя, как вот этот, относительно октября 1921-го: » Все — иллюзия: семья, служба, друзья, улица, все — фантазия, более-менее близкая, и жена — фантазия; ближайшая же правда только в том, что ты бьешься головой о стену камеры, в которой нет ни окон, ни дверей «. О Кафке пишут как о аналитика отчуждения, что сказалось на всем характере человеческих отношений в тогдашнем жизни, как о писателе, наделенного особым даром изображения всевозможных социальных деформаций, как о» пессимистического конформиста «, которого почему-то противопоставили страшным фантомам, что сделались реальными , чем зримая вероятность, как о прозаика, который всегда испытывал грань между фантастическим и тем, что познается. Все справедливо, и, однако, не исчезает ощущение, что отдельного, пусть и очень значительное, воспринимается суть. Пока не произнесено ключевое слово, интерпретации, даже самые изобретательные, опирающиеся на проверенные факты, все равно будут выглядеть недостаточными. Или хотя, упускают что-то первостепенно важно. Слово произнес сам Кафка, причем много раз: это слово — одиночество, и такое абсолютное, «который может назвать только русский «В его дневниках он часто заменяется синонимами, и Кафка говорит о вновь пережитый им невыносимую состояние, когда тяжелым становится любое общение, об освоении своей обреченности на несчастье, о том, что везде и всегда он себя чувствует чужим. Но, по сути , описывается все та же незримая камера без окон и дверей, все то же «головой о стену», что становится уже не жизненной, а метафизической реальностью. Она напоминает о себе и в грозовые минуты, и в найпрозаичниших обстоятельствах, а дневник ее фиксирует с беспрецедентным полнотой свидетельства. Бывали годы, когда Кафка делал только отрывочные записи, а в 1918-и отсутствует вовсе (как характерно! Ведь это был год окончания войны, катастрофы Австро-Венгрии, немецкой революции — столько событий, но они бы не затронули Кафки. У него свой отсчет времени, сам по себе не способен ни ослабить, ни усилить задолго до всех исторических потрясений знакомое ему ощущение, что жизнь, по крайней мере его собственное, катастрофа, — ощущение «сплошной несостоятельности»). Он мог надолго убрать со стола свои тетради, но все равно знал, что дневник не оставит: «Я сохранить себя здесь, ведь только здесь это и удается мне». Но, кажется, только в дневниках, в свободном коллажи набросков, фрагментов, по горячим следам записанных снов, литературных и театральных впечатлений, перемежающиеся горькими размышлениями о своем настоящем и будущее, — только в книге, которой никогда не суждено было стать книгой, так завершено и достоверно воплотился образ Кафки. Потому, зная, как много значили для литературы романы и новеллы, все же наиболее значительным текстом Кафки, наверное, действительно стоит назвать дневники, где каждая страница заполнена чем-то необходимым и захватывает или дополняет рассказ о писателе, чья жизнь тоже было произведением, составил такую важную рассказ в истории современности. Достаточно широко известным литературным произведением Ф. Кафки является его дневники, которые отнюдь не должны были попасть в руки посторонних читателей. Но судьба распорядилась так, что они остались после смерти писателя. Из всей совокупности дневников он мало поддается прочтению. Но чем непонятнее дневник Кафки, тем лучше понимаешь, что это именно его дневник. Встревоженная мысль отправляется в Австро-Венгрии, подданным которой и был еврей Франц Кафка. Сама эта смесь может настораживать! Кафка, несмотря на то, что чехи считали его за немца, ибо писал он на этом языке, немцы за чеха, — конфликтовал со своим народом. При этом наибольшая трагедия. Человек с врожденными национальными чертами, с достоинством, но без пристанища родины. Уже вторая причина «страшных» кафкианским дневников — семья. Отец, с ремесленника семьи влиятельным фабрикантом, заставлял сына следовать за ним. Здесь, в дневнике, возникает раздвоенность в употреблении слова «труд». главным Кафка считал свое письмо. Но любовь к отцу, страх причинить ему боль (как и матери, как и любимой девушке), вызывает еще больший трагизм. В Первые случаи с отцом, он не может не слушаться зова крови, в другом — не имеет права изменить собственное дарование, а потом уже причинить боль Милене. Вся его жизнь держалось на страшных разрывах: с любимыми, с родными, с близкими. И в этом смысле дневник Кафки — именно дневник, потому что он интимный и непонятен. Здесь прямо прочитывается разговор с тем невидимым, что дает ему загадочные видения, сны. Он не сомневается в их порочности. Но эта порочность спроектирована только на него, замкнутая в самом Кафке. Он болезненно ощущает вокруг себя вакуум, пустоту жизни. Он прибегает к титанической попытки построить собственную мастерскую, заканчивается поражением. И он сам ее признает в завещаниях, оговорив, что все его произведения будут после смерти уничтожены. Кафка понял, что он является лишь орудием в руках Господа Бога. Однако упорно, как тот жук, пытался выбраться, выбраться из человеческих привычек: на страницах он описывает скучные пьесы чужих авторов, чужие рассказы, бытовые сцены, перепутаны вместе с его новейшими произведениями. От дневника, от его страниц часто веет пустотами, скучными монологами собственных болячек. Еще предстоит большая бойня. Первая масштабная мясорубка. Впереди дело Дрейфуса. Еврейство начинает выходить на мировую арену увереннее, евреи занимают высокие чиновничьи посты, но остается нерешенной проблема «гетто»: если ты живешь в христианском государстве, ты по крайней мере должен понимать, по каким принципам развивается общество. Еврей Франц Кафка пытался вскрыть, понять общество с чужой для него культурой. Он не был изгоем в еврейских семьях, как Шолом-Алейхем. Кафка, чтобы избежать проклятия , входит в сны, живет снами. Серебряные большие зеркала, где иногда писатель с ужасом видит морду Сатаны. Его колебания между верой в Бога и сугубо прикладное верой в искусство. Для Кафки ночь — время сладкий кошмар, в котором он может уединиться; то ужас ужасов: перед писателем пустые листы бумаги, мука, боль. Но это не муки творчества. Это скорее муки визионерства. Его пророческие видения слишком мелкие, чтобы претендовать на петлю пророка. «Пророчество» Кафки в том, что он сосредотачивается только на себе . Странно, что его туманные царства, замки через несколько десятков лет обрастут вонючим лохмотьями тоталитарных режимов. Его сомнения, колебания напоминают ходу священника перед службой. Очистка. Омовение. Проповедь. Но часто Кафка боится проповедовать — в этом его преимущество, а не ошибка, как считают многие его исследователей. Его писания — это созерцание мессы маленьким еврейским мальчиком, который пытается понять, что в том и другом, христианском, мире происходит. Скончался великий австрийский писатель в 1924 году. Похоронен в Праге. Творчество его и сегодня остается актуальной, интересной и неоткрытой сполна. Каждый читатель находит в его произведениях что-то свое. Важно, неповторимое … «Перевоплощение». Автор работает над новеллой с 6 на 7 декабря 1912 года. Работа многократно прерывалась различными семейными и служебными обстоятельствами. Выдается она в 1915 году. Новелла имеет автобиографические источники: Грегор вспоминает о неудачном сватовстве к кассирше лавки шляпок (Ф. Бауэр носила экстравагантные шляпки). В кругу литературных источников произведения называют «Метаморфозы» Овидия и «Двойник» Достоевского. Имя героя было взято из романа Я — Вассермана, где действует Грегор Замасса. — Это не просто фантастика, это огромная метафора, в которой автор подчеркивает чудовищность жизни маленького человека. Все будничное — и в окружении, и в отношениях — приводит к тому, что человек начинает терять свои человеческие черты, превращаясь в чудовище, в насекомое. Символ насекомые — символ мертвого, животного существования обычной серой человека.