Лирика Блока

Александр Блок утверждал, что вся его поэзия—это единое произведение, своего рода роман в стихах, лирическая «трилогия, посвященная одному кругу чувств и мыслей». Не случайно незадолго до смерти он «выстроил», собрал свою лирику в три тома и настаивал на строгом соблюдении предложенного им порядка. Три тома лирики соответствуют трем этапам судьбы, или, по собственному определению Блока, «пути».

Книга первая: 1898—1904 гг.: «ANTE LUCEM» (до света), «Стихи о Прекрасной Даме», «Распутья».

Книга вторая: 1904—1908 гг.: «Пузыри земли», «Ночная фиалка», разные стихотворения, «Город», «Снежная маска», «Фаина» и «Вольные мысли».

Книга третья: 1907—1916 гг.: «Страшный мир», «Возмездие», «Ямбы», «Итальянские стихи», разные стихотворения, «Арфы и скрипки», «Кармен», «Соловьиный сад», «Родина» и «О чем поет ветер».

Кроме того, в основное собрание не вошли циклы «За гранью прошлых дней», разные стихотворения, поэмы «Возмездие» и «Двенадцать».

Говоря о лирике Блока, необходимо рассматривать не отдельные стихотворения сами по себе, а ряд стихотворений как некое единство (одноэлементная лирическая система). Наиболее простая жанровая форма здесь —ЛИРИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК, в котором стихи связаны только хронологической последовательностью, с чего обычно начинают юные поэты. С этого начинал М.Ю. Лермонтов, с этого начинал Блок. Единство более высокого уровня—ЛИРИЧЕСКИЙ ЦИКЛ, объединенный сквозной темой и посвященный общей идее.

В стихах первого тома три персонажа—лирический герой и две его возлюбленные, одна из которых—страсть, вторая—возвышенная любовь. Реальные прототипы—Ксения Михайловна Садовская и Любовь Дмитриевна Менделеева.

Цикл «Стихи о Прекрасной Даме» посвящён ЛЮБОВИ ДМИТРИЕВНЕ МЕНДЕЛЕЕВОЙ. Меняется настроение лирического героя—не усталость от жизни, а ожидание светлого счастья. Идет погружение в сны и туманы, язык полон таинственных намеков и иносказаний (символизм). Раннему Блоку было практически безразлично, в какой стране, в какой среде обитает его Прекрасная Дама. Однако ледяное дыхание “страшного мира”, прежде всего революция 1905 года, заставили его в буквальном и переносном смыслах ощутить почву под ногами. В начало второго тома Блок поставил стихотворение, написанное несколько позже—в апреле 1905 г.: «Ты в поля отошла без возврата…», которое непосредственно связано с предыдущим циклом и продолжает тему прощания с Вечной Женственностью. Но это стихотворение обращено не к ЛЮБОВИ ДМИТРИЕВНЕ МЕНДЕЛЕЕВОЙ, а к самой идее. Сущность этого периода—крушение прежней концепции мира и поиск новой. Об отсутствии прежней цельности говорят даже сами названия циклов. Расчет с прежней верой —«Балаганчик»—пародийность стиля Прекрасной Дамы, пародийность самой пары и т.п.

В попытке осмыслить «стихию» действительности, поэт обращается к ближайшему—теме города. 1905 год—общепринятая гражданственность. Выделяются «Барка жизни встала…» и «Сытые»—подлинное переживание русского культурного человека перед лицом надвигающейся революции, воспринимаемой как расплату за безобразие жизни «сытых». Но бесповоротного отказа от идеи Вечной Женственности нет. Синтез нового и старого—«Незнакомка». Поворот Блока к реальности был ускорен и его личным кризисом — земная женщина Прекрасной Дамой и Вечной Женственностью быть не желала. Но здесь опять возникает конфликт («Все кричали у круглых столов…»)—Любовь Дмитриевна Менделеева не воплощение Вечной Женственности, а реальная, земная женщина. В прежний мир—мир двоих—входят третьи лица…(цикл «Распутья»).

«О доблестях…»—с этого момента образ ЛДМ и тема «Прекрасной дамы» навсегда и бесповоротно исчезают из поэзии Блока. Но еще раньше в стихах возникает усталость от любви вообще, появляются идеи «отречения», «чистоты», «долга», противопоставленного «счастью». Таким образом, Россия оказалась для Блока выходом из кризиса, духовной опорой. В отличие от земной женщины родина была надежна, вечна, а невзаимность такой любви предполагалась заранее и потому не вызывала горечи.

Эта антитеза окончательно оформляется летом 1908 г.—«На поле Куликовом». Этот цикл стал духовным итогом всех предыдущих лет, здесь сошлись воедино все переживания Блока—и личного, и общего характера. Новая философия жизни, новое представление о ее сущности, как бы синтез прежних концепций «храма» и «стихии». Новой концепции мира—«боя» соответствует и новое представление о предназначении человека—«долг». И герой уже не «инок» и не «бродяга»—теперь он «воин», один из многих. Здесь возникает и особенный, сообразный остальному женский образ. В нем нет ничего от земных женщин, это словно возвращение в поэзию Блока самой Вечной Женственности—но преобразившейся, с другим лицом («О Русь моя! Жена моя! До боли…»). Впервые в поэзии Блока мы видим такое сильное, проникновенное национальное чувство.

Обращение к прошлому необходимо Блоку для того, чтобы показать — в широком смысле — судьбы России, ее настоящее и будущее. Прежде всего Блок обращается к прошлому России, Однако Блок не был бы символистом, если бы просто зарифмовал учебник истории, даже выбирая (как мы видим) судьбоносные, переломные моменты этого прошлого.

Именно начиная с «Поля Куликова» можно говорить о нем как о великом русском национальном поэте. Интимный характер блоковской любви выразился в неожиданном образе родины. Если у Гоголя Русь — “тройка”, у Некрасова — “родина-мать”, то у Блока Россия — жена, любовница.

Но своеобразие и особое воздействие блоковского патриотизма в том и заключается, что Россия выступает для него в женственном облике—как здесь, так и позже (Россия). Но что означает по существу это олицетворение? То именно, что национальное чувство поэта порождено крушением всех возможностей личного счастья, питается неудовлетворенным чувством любви. В этом обаяние блоковского патриотизма—но в этом и его идейная слабость.

На правах любящего человека Блок может себе позволить не закрывать глаза на то, что он презирает в российской современности, в русском национальном характере, но тем не менее, как Рыцарь видит смысл жизни в служении Прекрасной Даме, так зрелый Блок не отделяет своей судьбы от судьбы родины. А когда наступили предсказанные Блоком “невиданные перемены, неслыханные мятежи”, он даже ради самоспасения не покинул страну, которой стал не нужен, и честно попытался понять и принять происходящее.

Незадолго до смерти Блок сказал: “Слопала меня … матушка Россия, как чушка своего поросенка”. Впервые звучит некрасовское «родина-мать», но с совершенно иной интонацией. Наверно, не стоит винить Блока в грубости и измене своему идеалу. Ведь, к сожалению, это правда — Россия издавна именно так поступала со своими пророками, героями и поэтами…