Рецензия на рассказ Довлатова «Когда-то мы жили в горах»

Рецензия на рассказ С. Довлатова  «Когда-то мы жили в горах»

         Трудно найти подходящие слова, чтобы сформулировать идею рассказа Сергея Довлатова «Когда-то мы жили в горах», который был напечатан в 1985 году. К этому в чем-то парадоксальному рассказу как нельзя лучше подходят слова Бродского: «Рассказы   Довлатова держатся более всего на ритме фразы … Они написаны как стихотворения: сюжет в них имеет значение второстепенное, это скорее пение, чем повествование».

        Действительно, завораживает читателя не только история о том, как дядя Арменак развел костер на  паркете, чтобы зажарить шашлык. Своеобразие этого рассказа в другом — в сочетании лирического и эпического,  комического и трагического.

    Экспозицией рассказа служит лирическое вступление,  размышление о том, что когда-то мы жили в горах. Это вступление лирично настолько, что в словах автора появляется почти стихотворный ритм (Эти горы косматыми псами  лежали у ног»). Горы становятся живым существом, живущим рядом с человеком и вместе с ним. Также олицетворяется и время, становясь похожим на бесцельно гуляющего человека. Когда-то мы жили в горах. Теперь мы населяем кооперативы …

      Экспозиция кончается, и таким переходом автор подводит читателя к центральной части рассказа. Лиризм уступает место эпическому повествованию, настолько серьезно-комичному, что кажется — это реальная история, до предела сдобренная анекдотами. Герой-рассказчик попадает на день рождения к дяде Арменаку, где уже собралась вся многочисленная родня, готовая принять в свои объятия любого. Писатель знакомит нас с историей о том, как дядя Арменак украл свою невесту Сирануш из отцовского дома.  В описании Сирануш снова прорывается лиричность: оно похоже своей образностью на древние оды, воспевавшие  красоту любимой женщины. Отец желает Арменаку и Сирануш счастья, но предупреждает, что за молодыми он отправит в погоню своих сыновей. Эта погоня вовсе не похожа на  те, о которых мы слышали в кавказских легендах. Отец сам  дает беглецам велосипед, а жених просит приглядеть за тем, чтобы погоня выглядела нормально. Сами же братья, от чьих бешеных криков на стенах возникают подпалины, кажется, и впрямь настроены грозно. Но косматые папахи на их беспутных головах гротескно контрастируют с темными костюмами и чистыми сорочками, да и  ружье они забыли в такси (!), так что месть они с удовольствием заменяют на вино и шашлык, и хотя их горские традиции не выглядят нелепо, а лишь вызывают улыбку, они давно лишены смысла.

        Тем временем мы возвращаемся в дом Арменака и Сиранут. Она уже не та, какой была тридцать лет назад, ее появление не страницах рассказа вновь заставляет автора перейти на лирический тон, описывая блюда на праздничном  столе. Но вот дядя Хорен поднял бокал и предложил всем  выпить за нашу родину! За наши горы!

       Рассказчик вдруг вспоминает о том, что дядя Хорен прожил трудную жизнь — на суде над ним -пошутили», вместо десяти суток условно огласив смертный приговор. Рассказчика посылают за водкой, а когда он возвращается, то видит дым, идущий из окна, и дядю Арменака, которого ведут в милицейскую машину. Как выяснилось, он развел костер, растопив его финским гарнитуром и подложив невесть откуда взявшееся в портфеле у дяди Хорена кровельное железо.

       Этот рассказ мог бы так и остаться анекдотической историей, если бы не эпилог. Когда-то мы жили в горах … мы  не разлюбили их. Но эта любовь осталась только в песнях … Мы обижаем жен и разводим костры на паркете. Но когда-то мы жили в горах!». Трудно однозначно определить пафос этого произведения — слишком тесно сплелось комическое и трагическое; трудно говорить и о конфликте — конфликт между норами и городом? Между прошлым и будущим? И даже отношение автора к поднятым им философским проблемам неясно, хотя, казалось бы, здесь используется прямой способ выразить авторское отношение — лирические отступления.

       Возможно, дело в том, что Довлатов, как он сам признавался, считал себя не писателем, пишущим о том, во имя  чего живут люди, а рассказчиком, пишущем о том, как живут люди, и его рассказ, написанный емким и лаконичным  языком, не басня, в конце которой стоит мораль, а баллада.

       Баллада о джигитах, населяющих кооперативы, о тех,  кто предпочел горам «крутые склоны новостроек», но в  чьих сердцах, в чьих песнях горы еще живы. Герои рассказа призывают к сплочению армян, но в данном случае дело не в национальности. Просто они — дети гор. И пусть костер на паркете приводит к пожару, а погоня за молодыми, сбежавшими на отцовском велосипеде, комична, пусть обычаи потеряли смысл в современной реальности, пусть любовь к горам осталась только в песнях, но она осталась! Автор не высмеивает этих людей, их попытки сохранить прошлое не кажутся наивными, и, возможно, счастлива их е трудная жизнь, в которой фантастически сплелось смешное и страшное. Они  плещутся в троллейбусных заводях, как когда-то скакали верхом. Бегут в гастроном  («туда — два квартала и обратно — примерно столько же»), как когда-то спускались в погреб. Ведь когда-то они жили в горах!

       Любовь к горам осталась только в песнях, но она осталась! Автор не высмеивает этих людей, их попытки сохранить прошлое не кажутся наивными, и, возможно, счастлива их «трудная жизнь», в которой фантастически сплелось смешное и страшное. Они  плещутся в троллейбусных заводях, как когда-то скакали верхом. Бегут в гастроном (туда — два квартала и обратно — примерно столько же), как когда-то спускались в погреб — Ведь когда-то они жили в горах!