Творчество Блока

Александр Блок — единственный из символистов, признанный ещё при жизни поэтом общенационального значения. В его поэтическом творчестве завершились все важнейшие течения русской лирики XIX века. Семейная атмосфера, в которой он вырос, способствовала тому, что традиции классической русской культуры были неотделимы в восприятии Блока от понятия «дома». Отец поэта — профессор Варшавского университета, мать — переводчица, дочь ректора Петербургского университета А.Н.Бекетова, жена — дочь знаменитого химика Д.И.Менделеева. Сам Блок окончил историко-филологический факультет университета в Петербурге. Первая публикация — в 1903 году, первая книга — «Стихи О Прекрасной Даме» (1905). Его жизненный путь хорошо известен благодаря воспоминаниям современников, публикациям дневников и писем поэта. Остаются же загадкой те поэтические средства, которыми Блок создавал целостное символическое пространство. Обратимся к одному из шедевров бпоковского символизма — стихотворению «Чёрный ворон в сумраке снежном … » (1910) из цикла «Арфы и скрипки». На первый взгляд, этопоэтизация вполне земного увлечения, это Петербург, острова, тройка: «Чёрный ворон в сумраке снежном, / Чёрный бархат на смуглых плечах, / Томный голос пением нежным / Мне поёт о южных ночах». «Чёрный бархат» напоминает об «упругих шелках» незнакомки, томный голос — о том, как «исступленно запели смычки» в ответ на душевное движение героини «В ресторане» … Сквозные образы поэта  — надёжные скрепы его художественного пространства. Но неожиданно в стихотворении «Черный ворон в сумраке снежном … » возникает совсем иное, беспредельное пространство. Приметы пленительной героини, «ниточка» любовного романа, сам Петербург вдруг тонут, теряются в катастрофическом мире:

«Над бездонным провалом в вечность, / Задыхаясь, летит рысак».

Житейское, земное оказывается частью бездонного, космического пространства. Реальные подробности любовного чувства усиливают страх, ужас близкого бездонного провала, катастрофичности события. «Вновь зыблются метафорические и прямые смыслы … Вслед за упоительно звучащей строкой «Как поют твои соловьи … «, словно смывающей тёмные предчувствия предшествующих строк, внезапно взрывается финал … — писал Б.В.МихаЙловскиЙ, крупнейший историк литературы хх века. — Грани лирической темы раздвигаются: интимное, малое пространство опрокидывается в космическое пространство внеличного бытия»: «Страшный мир! Он для сердца тесен! / В нём — твоих поцелуев бред, / Тёмный морок цыганских песен, / Торопливый полёт комет! .. »

Пристальное прочтение Блока убеждает в том, что утвержение о «двоемирии» символизма и о том, что символизм — это художественное «иносказание», способ увидеть сквозь видимое некое «иезримое очами» таинство, многое упрощает. В символистском пространстве Блока конкретное, видимое и космическое даны в неожиданных сцеплениях, пересечениях, живут как самодостаточное целое. Наглядные детали созидают невидимые прежде миры. Время земное живёт в Сверхвремени, история — в Сверхистории. Между тем в символистском пространстве Блока была своя провидческая, мечтательная красота. Невероятное для него очевидно. Блок прожил жизнь в споре со страшным миром, с историей. Но благодаря этому спору стали понятнее, реальнее и история, и хх век.

Исключительно важное место в поэзии и судьбе Блока, во всей русской поэзии хх века занимает поэма «Двенадцать», написанная им в январе 1918 года. На следующий день после её завершения, 29 января 1918 года, поэт записал: «Сегодня — Я гений». Проявившаяся в ней необыкновенная энергия творческого движения, порыва — а ведь это были первые месяцы после Октября, начало бунинских «окаянных дней»! — поражает на фоне отчаяния, глубокого пессимизма многих спутников поэта.

При чтении и анализе поэмы — в особенности первых трёх главок, где изображён зимний, продуваемый космическим Ветром Петербург, — следует обратить внимание на тревожный, даже испуганный взгляд лирического героя на всё, что он видит, на саму петербургскую улицу. Обычно говорят, что Блок выстроил сатирический ряд обречённых, уходящих, знакомых ему персонажей истории.

Но сам поэт отрицал мнение, что он только осмеял старый мир. В известной мере он авансирует своих главных героев, красных солдат, красных апостолов с ружьями, делая их выше, уверенней всех униженных представителей старого мира. Идите вперёд «державным шагом», «революцьонный держите шаг», но помните, что вам ещё надо оправдать абсолютное, беспредельное отрицание уходящего мира! Пока у этих ребят, что пошли «в красной гвардии служить — буйну голову сложить», только «мировой пожар в крови — / Господи, благослови!».

Хорошо это или плохо? Поэт не знает всего до конца. Он задумывается: из какого«материала» созданы эти апостолы, творцы мирового пожара?

Блок действительно боялся своей догадки: неужели вновь «русский бунт, бессмысленный и бвспощадный»? Неужели не ясно, что разрушительство так же старо, как и накопительство;а грабёж голодными сытых так же стар, как «корыто сытых»? Эпоха Блока, эпоха поэзии и поэтов, не умерла вместе с ним. Она ещё долго продолжалась — и после 1917 года, в условиях управляемого литературного процесса в поэзии Николая Степановича Гумилёва, Анны Андреевны Ахматовой, в стихах Осипа Эмильевича Мандельштама.