Жизнь Болконского

Андрей Болконский унаследовал от отца любовь к порядку, к деятельности и «гордость мысли». Но, как представитель нового поколения, князь Андрей смягчил многие отцовские замашки. Например, генеалогическое дерево вызывает у него улыбку: вместе с другими он освободился и от этого суеверия аристократизма. Он любил встречать людей, не имеющих на себе «общего светского отпечатка».

Женитьба Болконского. Светская жизнь.

Роман застает Андрея Болконского как раз на том моменте его духовной жизни, когда суеверие светских отношений ему стало особенно тягостно. Он молодой супруг, но в своей богато отделанной столовой, где все серебро, фаянс и столовое белье блестят новизной, он с нервным раздражением дает совет Пьеру никогда не жениться. Женившись, потому что все женятся, на доброй, очень хорошенькой девушке, Андрей должен был попасть, как все, в «заколдованный крут гостиных, сплетен, балов, тщеславия, ничтожества».

Болконский на войне.

Он постигает, что эта жизнь «не по нем» — и, чтобы только порвать с ней, решает идти на войну. Война, думает он, как все, есть что-то яркое, особенное, не пошлое, тем более война с таким полководцем, как Бонапарте.

Но Болконскому не суждено идти проторенным путем. Первая же победа, о которой он по должности адъютанта Кутузова, докладывал военному министру, навела его на мысли, мучившие его в великосветских гостиных. Глупая, притворная улыбка министра, оскорбительное поведение дежурного флигель-адъютанта, грубость рядового офицерства, тупость «милого православного воинства» — все это быстро заглушило интерес к войне и счастье новых, радостных впечатлений.

На войну уезжал князь Андрей противником всяких отвлеченных рассуждений. Фамильная черта, практическая деловитость, соединялась с насмешливо-презрительным отношением ко всему, что носило отпечаток метафизики. Когда сестра надевала ему на шею образок, страдая от его шуток над святыней, Андрей взял этот подарок, чтобы только не огорчить сестру, и «лицо его в одно и то же время было нежно и насмешливо». Под Аустерлицем Андрея тяжело ранили. Тогда-то, обессилевший от потери крови, выбитый из рядов своих товарищей, очутившийся перед лицом смерти, Андрей как-то ближе стал к религиозному миропониманию сестры. Когда над ним остановился Наполеон со своей свитой, ему все вдруг представилось в ином свете, нежели до тех пор.

Смерть жены и первое перерождение Болконского

Накануне сражения, после военного совета, оставившего очень путаное впечатление, князю Андрею на минуту пришла в голову мысль о бесцельности жертв из-за каких-то придворных соображений; но эта мысль была заглушена другими, привычными мыслями о славе; ему казалось, что самых дорогих ему людей он отдал бы за минуту славы, торжества над людьми. Но, видя около себя покрытого славой победителя, Наполеона, которого считал своим героем, раненый князь Андрей не мог отозваться на обращенный к нему вопрос. «Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его». Ему только хотелось постичь то божество, умиляющее и успокаивающее, о котором говорила ему сестра. Еще не вполне оправившись от раны, князь Андрей приезжает домой как раз к моменту рождения сына и смерти жены, не выдержавшей родов.

Умирающая детски-укоризненно взглянула на мужа, и «в душе его оторвал ось что-то». Еще так недавно ему казалось бесспорным, что эта женщина, «маленькая княгиня», привязывает его к пошлой жизни, стоит на пути его к славе и торжеству; а теперь он герой, увенчанный славой, удостоившийся внимания Наполеона и самых лестных отзывов Кутузова, так же бессилен, мелок и виноват перед умирающей женщиной, как там, на Аустерлицком поле, перед ним, лежащим в крови, был бессилен, мелок и виноват его герой Наполеон. И после смерти жены ему все чудится невысказанный упрек ее: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?»

Со своей непривычкой к отвлеченнастям князь Андрей не в состоянии примирить вызванных в его душе противоречий. Ему представляется, что нужно вовсе уйти от всякой общественной деятельности, и он года два ведет замкнутую жизнь в своей деревне, медленно оправляясь от последствий раны. Ему кажется, что ошибка прежней его жизни была в стремлении к славе. Но слава, думает он, это любовь к другим, желание сделать для них что-нибудь, желание их похвалы. Значит, он жил для других и потому погубил свою жизнь. Нужно жить только для себя, для своей семьи, а не для так называемых ближних. Поэтому в разговоре с Пьером он горячо и убежденно возражает против всех его планов облагодетельствовать крестьян. Мужики — это тоже «ближние», «это главный источник заблуждения и зла».

Он не хочет служить в армии, отказывается и от выборной дворянской должности, он пытается целиком уйти в заботы только о себе, об отце, о своем доме. Не болеть и не чувствовать угрызений совести — вот основа счастья. Но без насмешливой улыбки, как было бы раньше, князь Андрей выслушивает Пьера, когда тот излагает ему учение масонства: жить для других, но не презирая их, как презирал князь Андрей тех людей, которые должны его прославить, нужно увидеть себя звеном, частью огромного, гармонического целого, нужно жить для истины, для добродетели, для любви к людям.

Медленно и трудно, как в сильной натуре, развивалось это зерно новой жизни в душе Андрея. Ему иногда хотелось даже уверить себя, что жизнь его кончена. Ему кажется, что он, оберегая отца, только для своего спокойствия берет на себя хлопоты по ополченским делам, что только из материальных интересов разъезжает по опекунским делам своего дальнего имения, что только от безделья следит за развивающимися политическими событиями и изучает причины неудач минувших военных кампаний. На самом деле в нем зарождается новое отношение к жизни: «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год … Мало того, что я знаю все то. что есть во мне, … надо, чтоб все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь!». Решение с осени переехать в Петербург, чтобы принять активное участие в общественной деятельности, было естественным выходом из этого настроения.

Болконский на службе у Сперанского.

В 1809 году князь Андрей появляется в столице с репутацией либерала, созданной отпущением на волю крестьян. В кругу молодого поколения, примыкающего к реформационной деятельности Сперанского, князь Андрей сразу занимает видное место. Прежние знакомые находят, что за пять лет он изменился к лучшему, смягчился, возмужал, избавился от прежнего притворства, гордости и насмешливости. Самого князя Андрея неприятно поражает презрение одних людей к другим, что он видит, например, у Сперанского. А между тем Сперанский для него почти то же, что Наполеон до Аустерлица, и князю Андрею кажется, что он опять как будто перед сражением, но только уже гражданским. Он с увлечением принялся за работу над частью гражданского уложения, помолодел, повеселел, похорошел, но потерял всякое уменье обращаться со светскими дамами, очень недовольными, что он «связался со Сперанским».

Любовь к Наташе, которая в своей простоте была так не похожа на строгих противниц Сперанского, вырастает в сердце Болконского, но
вместе с тем ему хочется опять чего-то бесконечно великого, как Аустерлицкое небо, и ореол Сперанского для него блекнет. « … Он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона — старосту, и, приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такою праздною работой».

Болконский на войне 1812 года.

Разрыв со Сперанским совершился просто и легко; но тем тяжелее было Болконскому, не увлеченному каким-нибудь делом, перенести
неожиданную измену Наташи, уже условившейся с ним относительно срока свадьбы. Только из желания встретить в армии своего соперника и довести его до дуэли он поступает в действующую армию как раз перед началом Отечественной войны 1812 года. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество — все представляется теперь князю Андрею «грубо намалеванными фигурами». Война — «самое гадкое дело в жизни» и в то же время «любимая забава праздных и легкомысленных людей». «Цель войны — убийство … Сойдутся на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей Как Бог оттуда смотрит и слушает их!» Так рассуждает князь Андрей в разговоре с Пьером накануне Бородинского сражения и заключает: «Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить … А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла … Ну, да не надолго!»

Наутро, нахмуренный и бледный, он сначала долго ходил перед рядами солдат, считая это нужным для возбуждения их мужества, «потом
он убедился, что ему нечему и нечем учить их».

Томительно тянутся часы и минуты, когда все силы души направлены на то, чтобы не думать об опасности … Среди дня разорвавшееся ядро сразило Андрея.

Примирение с жизнью и смерть Болконского.

И первой мыслью раненого было нежелание умирать и вопрос, почему так жалко расставаться с жизнью. На перевязочном пункте, когда его раздевали, перед ним на мгновение мелькнуло детство — няня, укладывающая в кроватку и убаюкивающая его. Он как-то умилился — и тут в страшно стонавшем человеке он вдруг узнал Курагина. того, что разбил его счастье с Наташей. Вспомнилась и Наташа. И он.глядя на когда-то ненавистное, теперь жалкое лицо с опухшими от слез глазами, сам «заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями». Он понял то, чего раньше не понимал, — любовь ко всем, даже к врагам. « … Восторженная жалость к любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце».

«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам, — да, та любовь, которую проповедовал Бог
на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне.
ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно».

Князю Андрею суждено еще было увидеть сестру и даже Наташу. окружившую его нежной заботливостью. Примиренный с людьми, со всеми людьми, но с чувством отчужденности от всего земного, князь Андрей, «не торопясь и не тревожась», дождался смерти.