Анализ стихотворения «Нате» Маяковского

Маяковский в стихотворении «Нате» загромождает сознание. Множество предметов, чудовищная бесформенность деталей, лавина гротеска гипнотизируют; наверное, поэтому зачастую трудно возразить Маяковскому. В какой-то мере здесь его можно сопоставить с Борисом Пастернаком, т.к. Пастернак, выдумывая свою систему координат, которую можно условно назвать “jamais vu” (то есть приоритет явного перед метафизическим), также нагромождает предметы. Однако, читая обоих поэтов, можно убедиться в том, что детали Пастернака, в отличие от деталей Маяковского, во-первых, существуют лишь в настоящем, не проваливаясь в прошлое и не забегая вперед, в будущее, как у Маяковского, детали  которого страдают парамнезией, характерным симптомом которой является dejă vu, т.е. смешение явного и метафизического. Во-вторых, Пастернак исходит из соображений вкуса, когда привлекает какую-нибудь деталь извне, в то время как Маяковский, кажется, не задумывается над тем, «вкусная» деталь или нет, что отдает «пощечиной общественному вкусу». К примеру, сравним:

…сердце, плеща по площадкам,

вагонными дверцами сыплет в степи…

(Пастернак)

…Все вы на бабочку поэтиного сердца

взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош…

(Маяковский)

Такие различия между Пастернаком и Маяковским в некоторой степени, объяснимы (условно, не нарочито) принадлежностью их к разным течениям: так, Маяковский – футурист, а Пастернак – акмеист. Одна из «заповедей» акмеизма, объявленных в манифесте О.Э. Мандельштама, – «Любите существование вещи больше самой вещи». Маяковский, похоже, не следует этой заповеди. Он больше любит саму вещь. «Футурист, не осознав истинного смысла слова, выбрасывает его», – это заповедь Маяковского, правда написанная Мандельштамом. Но «выброшенные запросто» слова несут определенную смысловую нагрузку, ввиду обмена смыслами с другими словами путем аллитерации и смещения акцентов, что, кстати, часто проделывает Маяковский. Благодаря чисто «техническим» приемам – аллитерированным звукам (к примеру, «смотрите устрицей») – в стихотворение привлекаются детали, и «держатся» они в стихах исключительно из-за них (приемов). А поскольку они «держатся», то вынужденно принимают смысл всего стихотворения; так, если стихотворение сатирическое, то на деталь возлагается задача по передаче сатирического смысла. Попробуем это показать на примере стихотворения Маяковского. Возьмем стихотворение «Нате!» и рассмотрим его, выявляя, как сатирический смысл его раскрывается в контексте деталей.

Сразу оговорюсь, что не случайно выше речь шла о характерном для Маяковского «загромождении сознания». Тем, что Маяковский везде его использует в качестве художественного принципа, можно мотивировать то, что «Нате!» – сатирическое стихотворение. Привлекая «бабочку», «сердце», т.е. довольно хрупкие предметы, Маяковский, не заботясь о сочетаемости, специально рисует «взгромоздившихся», «грязных», «в калошах и без калош». Философ заметил: «Сатира – переход значимого в ничто»; так же и Маяковский осуществляет переход хрупкого («бабочка поэтиного сердца») в ничто, в калоши». Однако не будем забегать вперед.

«Через час отсюда в чистый переулок // Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир». Очевидно, что час – это условный отрезок времени, если учесть, что время в стихах Маяковского – условное понятие, т.к. оно зависит от «времени деталей»; например, «капуста недоеденных щей» – деталь прошлого, а «стоглавая вошь» – будущего («толпа озвереет»). Здесь, скорее всего, сатирическое сопоставление часа людей с «обрюзгшим жиром» (мещан, вероятно) и вечности бесценных слов и их транжира (поэта). Обратим внимание на нелицеприятность «обрюзгшего жира», который откуда-то, где открывают «стихов шкатулки», вытекает «по человеку», и на «уютность» шкатулок и образа мота. На таком нарочитом контрасте построена первая строфа, причем даже на уровне звукописи можно проследить этот сатирический конфликт. Первые два стиха построены на аллитерированных шипящих: «ч»: «через» — «час» — «в чистый» — «вытечет» — «по человеку»; «ш»/«ж»: «ваш» — «обрюзгший» — «жир». Последние два стиха первой строфы – на более звонких: «к»: «открыт» — «шкатулок»; «м», «т»:

…я вам открыл столько стихов шкатулок…

Контраст между первой и второй половинами первой строфы также обусловлен «общностью» первых двух стихов и последних двух. Таким образом, даже на семантическом уровне у Маяковского обозначен сатирический конфликт; такие детали, как «обрюзгший жир» и «чистый переулок», приобретают дополнительный смысл. К примеру, переулок со звонкими «р» и «к» – не имеет шипящих и как бы не принадлежит «обрюзгшему жиру», а «чистый» –
с аллитерированным «ч» – теряет (по-футуристически) свой смысл истой чистоты.

Читаем дальше стихотворение «Нате»  Очевидно, что Маяковский «по человеку» привлекает в настоящее стихов сначала мужчину, затем женщину. Причем они действительно существуют в настоящем, так как он как бы обращается к ним: «Вот вы…» Однако, склонность Маяковского к «парамнезии» (dejă vu) дает о себе знать, и он привлекает детали из прошлого, используя гротеск: «Капуста <…> где-то недокушанных, недоеденных щей»; далее он смещает акцент с настоящего («женщина») на обычное – («вещи, раковина»), что увеличивает эффект сатиры; т.е. его настоящее – не обычное, мещанское, обывательское, а иное.

Затем он превращает хрупкое в ничто, причем то, что можно считать отрицательным (мещанским, по-видимому), на что, собственно, направлена сатира, – все с аллитерированными шипящими: «калоши», «ощетинит ножки стоглавая вошь».

«…Мне, грубому гунну», – Маяковский, наконец, окончательно обозначает отличие его от якобы «утонченных ценителей искусства»; такое ощущение, что они вовсе не замечают его гротеска, его деталей. И он, видимо, решается на отчаянное – доказать силу и независимость своих бесценных слов и деталей – «я захохочу и радостно плюну». Инверсия «плюну в лицо вам // Я…» добавляет в общий веселящийся и в то же самое время ужасающий хаос дополнительную суматоху, и здесь сатира — в ужасающем, бесовском веселье, хохоте над людьми с «обрюзгшим жиром».

Сатира Маяковского – мощная, уничтожающая, так как загромождение сознания «металлоконструкциями» из слов «общего смысла» – опасный и действующий прием; ритмичность стихов Маяковского также объединяет детали – стихи получают дополнительную мощь благодаря ямбу почти без пиррихиев. Создается ощущение неимоверного Alter Ego, слишком сильно давящего на зачастую просто Ego обывателя. Часто стихотворения Маяковского похожи на средневековую картину Босха, где в каждом углу ворочается какая-нибудь стоногая, стоглавая тварь, старающаяся обратить на себя внимание. У Маяковского детали держатся почти так же, как и на картине, на невидимом холсте.

Самое страшное и разрушительное в сатире Маяковского – превращение всего хаоса, неопределенности времени, пространства («где-то», «отсюда», «вот вы…» – «недокушанный, недоеденный»), несовместность настоящего и обычного в транжира и мота. К сожалению, я больше склоняюсь к тому, что существование вещи нужно больше любить, чем саму вещь, равно как смысл слова больше, чем само слово. «Прогулка в лесу символов» и «подцепливание» вязальной спицей трудного слова были обозначены Мандельштамом в «Утре акмеизма» несостоятельными приемами поэзии. Хотя стихи Маяковского страдают dejă vu, его сатира и стихи вообще изумительно сделаны, с загромождением сознания и с этим самым dejă vu, колебанием из прошлого в будущее в контексте настоящего и наоборот.

Задание:

1. Автор сочинения использует слова «загромождение сознания» как термин. Какой смысл он в него вкладывает?

2. В чем вы видите противоречивость суждения автора о стихотворении «Нате!»?