Анализ стихотворения «Приморский сонет»

Здесь всё меня переживет,

Всё, даже ветхие скворешни

И этот воздух, воздух вешний,

Морской свершивший перелет.

И голос вечности зовет

С неодолимостью нездешней,

И над цветущею черешней

Сиянье легкий месяц льет.

И кажется такой нетрудной,

Белея в чаще изумрудной,

Дорога не скажу куда…

Там средь стволов еще светлее,

И всё похоже на аллею

У царскосельского пруда.

Человеческая жизнь — бесконечная череда дней и ночей, закатов и рассветов. Она не бывает однообразной, она полна загадок. Писатель — это художник жизни, стремящийся запечатлеть на бумаге всю эту картину, не упустив ни одного явления. Поэтому-то литература так богата, ярка, таинственна, и при выборе одного любимого произведения “заботливая” память подкидывает читателю их не один десяток. Многие из этих произведений касаются темы, волновавшей в прошлом, волнующей сегодня и, несомненно, важной для будущего, — темы вечности и бренности. Разные авторы затрагивают философскую проблему восприятия этих двух начал, таинственного взаимодействия жизни и смерти: кого-то смерть страшит, кого-то неотвязно манит, а кто-то играет со смертью, не веря в ее близость. В произведении А.А. Ахматовой “Приморский сонет” дорога в иной мир не кажется ничем страшным, похожим на грозное “memento more”. Стихотворение умиротворяет своей глубокой, отнюдь не показной верой в вечную жизнь и примиряет с мыслью о смерти.

Этот сонет был написан в Комарове — небольшом местечке на берегу Финского залива. В одной заметке о Лермонтове Ахматова упомянула, что он, глядя на Маркизову лужу, писал: “Белеет парус одинокий…”, — а сама поэтесса на берег Финского залива переносит “и блеск, и тень, и говор волн” южного моря и пишет “Приморский сонет” — эпитафию “цветущим черешням”, юности, воспоминаниям:

Бухты изрезали низкий берег,

Все паруса убежали в море,

А я сушила солнечную косу

За версту от земли на плоском камне.

. . . . . . . .

И вовсе не знала, что это счастье.

(А. Ахматова. “У самого моря”.)

Уже в названии Ахматова обозначает жанровую форму стихотворения — сонет, строго выдерживая ее на протяжении всего произведения. В стихотворении есть все части, соответствующие сонету. В первой строфе — утверждение: “Здесь все меня переживет…” Гипербола (“все”) усиливает ощущение человеческой бренности и незыблемости всего окружающего. Во второй строфе зазвучали сомнения в смертности человека, появился образ вечности. В легком сиянии месяца мерещится лунная дорога. Она манит “с неодолимостью нездешней”, манит переступить порог из бесконечной бренности в бездну, как это некогда сделал мой любимый герой — прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Но конец пути еще не виден, он скрыт фигурой умолчания (“дорога не скажу куда…”). Далее идет обобщение: дорога становится более явственной. В четвертой строфе — вывод, окончание пути. Лунная дорога привела поэтессу к Пушкину. “Там средь стволов еще светлее”, потому что там Пушкин. Ахматова тянется к этому свету:

Холодный, белый, подожди,

Я тоже мраморною стану.

(А. Ахматова. “В Царском селе”.)

Стихотворение от утверждения к выводу движется интуитивно. В нем нет строгой логики. Художественное пространство — своеобразная граница между жизнью и вечностью — объемно, разомкнуто. Стихотворное время бесконечно условно: будущее и прошлое настолько сплелись, что ощущение времени исчезло.

“Приморский сонет” не изобилует многочисленными художественными приемами: в стихотворении всего один эпитет — “изумрудная” чаща, но он сверкает чистыми пушкинскими красками. Инверсия (“с неодолимостью нездешней”) усиливает стремление к неземному. Выбранный Ахматовой стихотворный размер (ямб) не противоречит элегическому настроению сонета. Пиррихии облегчают этот размер, придают стихотворению особую мелодичность.

Сонет как стихотворный жанр возник в тринадцатом веке, был особенно популярен в поэзии эпохи Возрождения:

Суровый Дант не презирал сонета,

В нем жар любви Петрарка изливал,

Игру его любил творец Макбета,

Им скорбну мысль Камоэнс облекал.

(А. С. Пушкин. “Суровый Дант не презирал сонета…”)

Ахматова продолжает эту поэтическую традицию. В отличие от сонетов, в которых преобладало лирическое, любовное начало, “Приморский сонет” проникнут глубоким философским смыслом. Ахматова не была в этом новатором, первым философское звучание сонету придал А.С. Пушкин. Это еще одна ниточка, связывающая двух великих поэтов “золотого” и “серебряного” века.

Среди произведений, принадлежащих перу поздней А. Ахматовой, много шедевров: “Реквием”, “Поэма без героя”, “Венок мертвым”. Но мне запомнился именно маленький, светлый “Приморский сонет”. Он покоряет тихой грустью о невозвратном и незабвенном, притягивает образом уставшей, много вынесшей, но не сломленной, гордой русской женщины.

Вариант 2

В то время я гостила на земле…

А. Ахматова

В русской и мировой литературе немало лирических произведений, посвященных вечным темам жизни и смерти. Среди этих удивительных и, безусловно, заслуживающих внимания стихотворений меня более всего привлекает “Приморский сонет” Анны Ахматовой: он наиболее полно соответствует моему сегодняшнему пониманию мироустройства. Человека часто волнуют вечные проблемы жизни и смерти, своего предназначения здесь, на Земле. Эти вопросы одними из первых возникают перед многими молодыми людьми, впервые отправляющимися в самостоятельное плавание по жизни. Те или иные ответы на эти вопросы могут сильно повлиять на дальнейшую жизнь человека.

В философском стихотворении Анны Ахматовой раскрывается тема вечного и преходящего, их связи между собой, делается акцент на бесконечности жизни, непрерывно текущей из прошлого в будущее.

Из названия и формы стихотворения (два катрена и два терцета) становится ясно, что перед нами сонет, а это, в свою очередь, предполагает, что поэтическая мысль произведения должна быть раскрыта по строго определенным правилам.

В самой первой строке стихотворения четко выявляется утверждение:

Здесь все меня переживет.

Создается ощущение бренности земного существования, особенно усиливаемое повторением слов “все — все”, “воздух — воздух”. Лирический герой сознает, как мала и незначительна его земная жизнь. Образ “ветхие скворешни” и метафора “воздух вешний, морской свершивший перелет”, имеющая оттенок гиперболы, передают чувство мимолетности жизни “здесь” и неизбежности ухода в некий иной мир.

Лирический герой сонета условен: в тексте стихотворения нет глаголов и прилагательных женского или мужского рода, соответствующих лирическому герою, единственное слово, напрямую связанное с ним, — местоимение “меня”. Этим достигается высокий уровень обобщения, в котором присутствует философский подтекст: любой человек рано или поздно задумывается над вечными вопросами.

В следующей строфе косвенно выражается сомнение в незначительности земной жизни человека, а яркая метафора “голос вечности” предполагает существование неземного мира, в котором сделанное человеком на Земле обязательно найдет свое отражение. Созданное в этом “ветхом” мире обретет новую жизнь в “вечности”.

Таким образом после двух первых строф в сонете обозначаются два мира: существующий сейчас на Земле и существующий вечно везде. Пространство и время сливаются в стихотворении воедино, образуя неделимое целое. Лирический герой словно балансирует на грани вечного и настоящего. Не случайно сонет назван именно “приморским”, а не “морским”. Анна Ахматова и этим подчеркивает существование некой грани. Символом вечного является море, стихия, а настоящее вводится словом “здесь” в первой строке стихотворения.

Без сомнения, между мирами должна существовать какая-то связь. И, действительно, символический образ дороги, уходящей в вечность, возникает перед нами в виде сияния, изливаемого месяцем, в четвертой строке второго катрена. Мотив лунной дорожки будет звучать и далее в стихотворении. Чуть раньше появляется образ “цветущей черешни”, связанный с лунной дорожкой. Здесь важно прилагательное “цветущий”, помогающее восстановить эту связь: цветение — это жизнь.

Путь к пониманию своего предназначения, дорога к вечному у каждого человека своя. Для подтверждения этой мысли Ахматова использует прием умолчания:

Дорога не скажу куда…

Незаконченность позволяет подчеркнуть неповторимость пути каждого, невозможность заранее спланировать и точно определить этот путь. Анну Ахматову ее дорога привела к Царскосельскому пруду, образ которого символизирует “колыбель” русской поэзии, связанную с именем Александра Сергеевича Пушкина.

Переход от настоящего к будущему в начале сонета и возвращение во времена Пушкина в финале значительно расширяют художественное время и пространство, создавая впечатление их неразрывности и бесконечности.

Язык стихотворения очень органичен. Анна Ахматова не прибегает к особенной, нарочитой образности, но в то же время она прекрасно использует разнообразные художественные приемы, например, развернутую метафору “воздух вешний, морской свершивший перелет”. Эпитет “изумрудная чаща” напоминает яркие краски пушкинского “Зимнего утра”:

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит.

Ощущение неразрывности и бесконечности времени и пространства создается благодаря использованию кольцевых рифм в первой и второй строфах. Ямбический стих сонета содержит большое число спондеев и пиррихиев, что облегчает ритм, усиливает нужные ударения и придает стихотворению элегическую интонацию.

Если говорить о построении стихотворения в целом, то оно характерно для классического сонета: вначале идут два катрена, объединенных опоясывающей рифмовкой:

Здесь все меня переживет…

Голос вечности зовет…

Далее следуют два терцета с парными (“нетрудной — изумрудной”) и опоясывающими (“куда — пруда”) рифмовками.

Анна Ахматова не отвечает в “Приморском сонете” на те вечные вопросы, на которые хотелось бы найти ответы, да и вряд ли кто на Земле знает эти ответы. Но это не самое важное, гораздо значимее, чтобы человек жил не просто так, а пытался найти свой путь, призвание, свое место в жизни. Важно, чтобы человек верил, что все созданное им не будет забыто после его смерти и он оставит свой след на “песке времен”. Именно об этом стихотворение Анны Ахматовой, именно поэтому оно по праву принадлежит золотому фонду как русской, так и мировой поэзии.