В середине августа погода неожиданно испортилась, пошли дожди, и обитатели пригородного курорта начали спешно перебираться в город. Но в начале сентября наступили теплые и солнечные дни, каких не было даже в июле.
Княгиня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворянства, не могла покинуть дачу. потому что в их городском доме еще не закончили ремонт, и теперь очень радовалась наступившим теплым дням, тишине и уединению.
Сегодня был день ее именин — семнадцатое сентября. Муж, Василий Львович, уезжая в город, положил на ночном столик футляр с серьгами из прекрасных грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил её. Она находилась в доме одна. К обеду муж обещал привезти нескольких — лишь самых близких знакомых. Хорошо было, что именины выпали на дачный сезон: в городе пришлось бы давать парадный обед, а сейчас можно было обойтись скромными расходами и узким кругом пригашенных. Дело в том, что князь Шеин едва сводил концы с концами.
Имение было практически разорено предками, а жить приходилось выше средств: он занимал видное положение в обществе, и следовало соответствующе выглядеть, содержать дом, делать приемы, заниматься благотворительностью. Прежняя страстная любовь к мужу давно уже переросла в чувство верной и истинной дружбы, и Вера всеми силами старалась помочь ему спастись от разорения.
Княгиня ходила по саду и срезала цветы к обеденному столу, когда приехала ее сестра Анна — помочь по хозяйству. Сестры радостно поцеловались. Они с детства были очень привязаны друг к другу, хотя внешне поражали несхожестью. Старшая — Вера — пошла в мать, красавицу англичанку. У нее была высокая гибкая фигура, нежное, но холодное и гордое лицо, прекрасные руки и очаровательная покатость меч.
Младшая — Анна – унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя, род которого восходил до самого Тамерлана. Анна была на полголовы ниже сестры, немного шире в плечах, живая и легкомысленная. Лицо — монгольского типа, с довольно заметными скулами, узкими глазами, которые она по близорукости щурила, с надменным выражением чувственного рта и немного выдвинутой вперед нижней губой.
Впрочем, ее грациозная не красивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры. Анна была замужем за очень богатым человеком, мужа терпеть не могла, но родила ему двух детей. У Веры детей не было, хотя она страстно желала их. Анна была безалаберна и охотно предавалась флирту, но никогда не изменяла мужу, которого презрительно высмеивала в глаза и за глаза, была расточительна, любила азартные игры и острые ощущения, но отличалась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью. Вера же была строго проста, со всеми холодно любезна, независима и царственно спокойна.
Сестры сидели на скамейке у обрыва, смотрели на море и болтали. Анна любила море, восхищалась и не уставала любоваться им. Вера сказала, что ее море волнует, лишь когда она видит его после долгого перерыва, а потом оно начинает ее давить. Она гораздо больше любит лес.
Анна вдруг вспомнила, что привезла сестре подарок. Это была записная книжка в старинном бархатном переплете с тонкой, как нить, золотой цепочкой, вместо страниц — таблетки из слоновой кости. Настоящее произведение искусства. Вера поцеловала сестру, и они пошли в дом.
После пяти стали съезжаться гости. Князь Василий Львович привез свою вдовую сестру Людмилу, полную, добродушную и необыкновенно молчаливую женщину, а
также светского молодого и богатого шалопая Васючка, знаменитую пианистку Женни Рейгер. подругу Веры Hиколаевны по Смольному институту, и своего шурина Николая Николаевича Булат — Тугановского. За ними приехал на автомобиле муж Анны с профессором Свешниковым и местным вице-губернатором фон Зекком. Позднее всех в сопровождении двух штабных офицеров прибыл генерал Аносов, которого сестры называли дедушкой.
Генерал Аносов — тучный, высокий, серебряный старец с грубым, красным лицом, мясистым носом, добродушно-величавым и слегка презрительным взглядом прищуренных глаз, — тяжело слез с подножки ландо, держа в левой руке слуховой рожок. Он был боевым товарищем и преданным другом покойного князя Мирзы Булат-Тугановского. Всю дружбу и любовь после смерти князя он перенес на его дочерей. Дети просто обожали его.
Начиная с польской войны, он участвовал во всех кампаниях, кроме японской. Он и на эту войну пошел бы, но его не позвали. К нему с уважением относились Радецкий и Скобелев. С войны он вернулся оглохший, с больной ногой, на которой были ампутированы три отмороженных во время балканского перехода пальца, и с ревматизмом, нажитым на Шипке. Его хотели отправить в отставку, но он заупрямился, и в Петербурге решили уважить ветерана и дали ему пожизненное место коменданта крепости в городе К. Там его знали все от мала до велика.
Он часто посещал гаупт-вахту, расспрашивал арестованных офицеров, и, если кто-нибудь из них по безденежью довольствовался из солдатского котла, распоряжался. чтобы бедняге носили обед из комендантского дома. Был Аносов когда-то женат, но жена его сбежала с проезжим актером. Генерал посылал ей пенсию до самой ее смерти, но в дом к себе не пускал. Детей у них не было.
За обедом всех потешал князь Василий Львович. Он рассказывал о присутствующих смешные истории, в которых правда искусно переплеталась с вымыслом. После обеда стали играть в покер. Вера, не принимавшая участия в игре, вышла нa террасу, где накрывали к чаю, но ее позвала из гостиной Горничная Даша.
Она положила на стол небольшой квадратный предмет, аккуратно завернутый в белую бумагу и перевязанный розовой ленточкой, и сказала, что его принес посыльный. Вера отпустила горничную и разрезала ленту. В бумагу оказался завернут небольшой ювелирный футляр, в котором находились браслет и записка.Браслет был золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны сплошь покрытый небольшими старинными, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посередине браслета возвышались, окружая какой-то странный маленький зеленый камешек, пять прекрасных гранатов, каждый величиной с горошину. Луч света попал на браслет, и внутри камней вдруг загорелись густо-красные живые огни. С неожиданной тревогой Вера подумала, что это похоже на кровь.
Лотом она развернула письмо. Неизвестный мужчина поздравлял ее с днем Ангела и просил ее принять его подарок. Он признавался, что не обладает тонким вкусом и деньгами, но этот браслет принадлежал еще его прабабке.Посередине, между большими камнями, княгиня увидит очень редкий зеленый гранат, который имеет свойство сообщать носящим его женщинам дар предвидения и отгоняет тяжелые мысли, а мужчин охраняет от насильственной смерти. Княгиня может выбросить браслет или подарить, но он счастлив уже тем, что этой вещи касались ее руки. Он просит простить его за дерзость и те глупые письма, которые писал ей семь лет назад.
Теперь в нем остались только благоговение, вечное преклонение и рабская преданность ей. Записка была подписана инициалами Г. С. Ж. Княгиня Вера раздумывала, когда лучше показать подарок мужу и показывать ли вообще, а сама не могла отвести глаз от кровавых огней, дрожавших внутри гранатов.
Она вернулась к гостям. Четверо мужчин играли в покер, еще четверых Вера Николаевна усадила играть в винт. На диване Анна отчаянно кокетничала с гусаром, а князь Василий Львович. сидя за большим круглым столом, показывал сестре, шурину и Аносову домашний юмористический альбом, служивший как бы дополнением к сатирическим рассказам князя Василия. На листах альбома были нарисованы смешные рисунки с подписями.
Шеин демонстрировал краткое жизнеописание Людмилы Львовны, которую почему-то называл Лимой. Было действительно очень смешно. После «Истории девицы Лимы. следовала повесть «Княгиня Вера и влюбленный телеграфист», новая и еще не оконченная: не было текстов к рисункам. Вера тихо дотронулась до плеча мужа и попросила не рассказывать об этой истории, но он или не расслышал, или не придал ее словам никакого значения и начал в своей обычной манере комментировать рисунки.
Давным-давно, в один прекрасный майский день, девица по имени Вера получила по почте письмо, содержавшее пылкое и весьма цветастое признание в любви. В конце было написано, что бедный телеграфист не смеет открывать своей фамилии, потому что она очень неприличное и подписывается только начальными буквами: Г. С. Ж.
Что дальше! Сердце Верочки пронзено (смотрите на рисунок: вот сердце, вот стрела); Вася Шеин, рыдая, возвращает ей обручальное кольцо, потому что не смеет мешать ее счастью, но просит проверить свои чувства. Проходит полгода. Вера забывает своего поклонника и выходит замуж за красивого молодого Васю, но телеграфист преследует ее повсюду. Он попадает в сумасшедший дом, но и оттуда каждый день посылает ей страстные письма, закапанные слезами.
Наконец он умирает, но перед смертью завешает передать возлюбленной две телеграфные пуговицы и флакон от духов, наполненный его слезами.
Когда почти все гости разъехались, Вера пошла провожать Аносова, но прежде тихо велела мужу посмотреть на содержимое футляра, что у нее в столе, и прочесть письмо.
Старый генерал, взяв Веру под руку. говорил о том, что люди разучились любить. Он не видит настоящего чувства. Княгиня спросила, неужели Аносов не считает ее брак с Василием счастливым. Он довольно долго молчал, потом неохотно ответил, что они исключение, но он имел в виду несколько другое: любовь, которая сильна, как смерть. любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие расчеты и компромиссы не должны ее касаться. Он в своем жизни видел только два подобных случая.
И по просьбе Веры Аносов поведал ей две истории. Прислали как-то в их дивизию молодого прапорщика, и имел он несчастье влюбиться в жену полкового командира, костлявую, рыжую, чрезвычайно властную и со страстью к разнообразию в связях с мужчинами. Она сделала из него пажа, слугу, раба. Но очень скоро юноша надоел старой развратнице. она вернулась к одному из своих прежних кавалеров, а прапорщик ходил за ней, как привидение.
Измучился, исхудал. почернел. Ревновал ее ужасно. Однажды весной устроили в полку пикник, выпито было много. Обратно возвращались ночью, пешком, по полотну железной дороги. Навстречу им шел товарный поезд, и только паровоз поравнялся с компанией. командирша шепчет прапорщику, что если он и правда любит ее, то пусть докажет- бросится под поезд! Тот, ни слова не говоря, бегом — и под поезд.
Рассчитал верно — между передними и задними колесами, — так бы пополам и перерезало. да какой-то идиот вздумал его удерживать. но не осилил. Юноша уцепился руками за рельсы, и ему отрезало обе кисти. Пришлось ему оставить службу. Пропал человек.
А другой «случай был совсем жалкий». И того же типа женщина была, как и первая, только молодая. Всех коробили ее романы. а муж знал все и молчал. Под конец сошлась она с поручиком из их роты, так втроем и жили, точно это самый законный вид супружества. А тут война.
Провожая обоих, она требовала у мужа беречь ее любовника. И что же?! Муж ухаживал за этим трусом и лодырем, как нянька, укрывал его своей шинелью, ходил вместо него в караулы. Все обрадовались, когда узнали, что поручик скончался в госпитале от тифа.
Выслушав генерала очень внимательно, Вера Николаевна спросила. знал ли он женщин, способных на такую самоотверженную любовь. Аносов ответил утвердительно, добавив, что почти каждая женщина способна в любви на самый высокий героизм. Потом он попросил Веру открыть ему историю с телеграфистом.
Княгиня подробно рассказала о неизвестном безумце, который начал преследовать ее еще за два года до замужества. Она никогда его не видела и не знает его фамилии. Письма он подписывал Г. С. Ж. и однажды обмолвился. что служит в каком-то казенном учреждении мелким чиновником. Сначала послания носили вульгарный и курьезно-пылкий характер, но однажды Вера ответила, попросив молодого человека более не утруждать ее любовными излияниями, и он замолчал. только поздравлял с праздниками.
Рассказала она и про сегодняшнюю посылку. Аносов помолчал, а потом заметил, что, может быть, этот человек действительно ненормальный, а может, ее жизнь пересекла именно та любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины.
Возвращаясь в дом с неприятным чувством, княгиня Вера еще издали услышала громкие голоса. Ее брат Николай раздраженно говорил, что настаивает на прекращении этой дурацкой истории, что находит эту переписку дерзкой и пошлой. Князь Шеин уточнив. что переписки не было: писал лишь неизвестный, но согласился с шурином, что браслет следует вернуть. Николай пообещал по инициалам выяснить адрес и фамилию чиновника.
X
На другой день Василий Львович и Николай поднимались по заплеванной лестнице. Перед шестым этажом князь Василий остановился отдышаться и сказал, что не следовало бы этого делать. Он поднялись еще на марш, позвонили в дверь и спросили господина Желткова.
Сероглазая седая женщина проводила их к дверям его комнаты. Булат-Тугановский постучал, и слабый голос пригласил их войти. Желтков предложил посетителям сесть, и теперь они внимательно его разглядывали. Высокий, худощавый, чрезвычайно бледное лицо, голубые глаза и упрямый детский подбородок с ямочкой посередине. Лет ему было около тридцати.Гости представились, и Николай начал говорить.
Прежде всего он вернул футляр с браслетом, поблагодарил за подарок, но попросил, чтобы этих сюрпризов больше не было. Желтков очень нервничал, руки его тряслись. Он извинился за дерзость и, глядя в пол и краснея, предложил им чаю. Николай продолжал говорить о том, что господин чиновник уже давно преследует княгиню Шеину и что если он не прекратит этого делать. то они вынуждены будут обратиться к помощи властей.
Желтков изумился было, но вдруг успокоился, удобно сел в угол дивана и закурил. Князь Василий с недоумением и жадным живым любопытством глядел в лицо этого странного человека. Николай с некоторой наглостью продолжал свою речь, но Желтков перебил его и сказал, что у него есть несколько слов для князя. Говорил он словно одними челюстями, губы были белые и не двигались, как у мертвого.
Он согласился. что вел себя глупо, но объяснил, что не в силах перестать любить Веру Николаевну, прекратить это чувство может только смерть, и, если князь Шеин пожелает, он примет ее в какой угодно форме. Затем он попросил у князя позволения отлучиться на десять минут, чтобы позвонить Вере Николаевне. Когда Василий Львович и Булат-Тугановский остались одни, Николай набросился на своего зятя, заявив, что так вести себя нельзя. Князь возразил: у Желткова лицо человека, который не может лгать. И он не виноват в своей безумной любви: разве можно управлять таким чувством, как любовь?
Неужели Николай не чувствует, что они присутствуют при какой-то громадной трагедии души? Через десять минут чиновник вернулся. Его глаза блестели и были глубоки, словно наполнены непролитыми слезами. Видно было, что он совсем забыл о приличиях. И опять с нервной чуткостью это понял князь Шеин. Желтков сказал, что больше они о нем не услышат. но попросил разрешения написать Вере Николаевне последнее письмо.
Шеин разрешил. Желтков, надменно улыбаясь, заметил, что княгиня не захотела с ним говорить, лишь сказала, что ей надоела вся эта история. и попросила ее прекратить. И вот он прекращает эту историю.
Вечером, приехав на дачу. Василий Львович очень подробно рассказал жене о свидании с Желтковым, словно чувствовал себя обязанным сделать это. Вера была встревожена, но не удивилась и не пришла в замешательство, а ночью, когда муж пришел к ней в постель, вдруг сказала, отвернувшись к стене: «Оставь меня, — я знаю, что этот человек убьет себя».
XI
Вера Николаевна никогда не читала газет, потому что они пачкали ей руки, но судьба заставила ее развернуть именно тот лист и натолкнуться именно на тот столбец, где было напечатано, что вчера вечером, около семи часов, покончил жизнь самоубийством чиновник контрольной палаты Г. С. Желтков. По предположению следствия, смерть произошла по причине растраты казенных денег.
Княгиня Шеина не могла понять, почему она предчувствовала этот трагический исход, и целый день все ее мысли были прикованы к неведомому человеку, которого она никогда не видела и, наверно, никогда уже не увидит. Вечером пришло письмо. Вера Николаевна узнала почерк Желткова и с нежностью, которой она от себя не ожидала, развернула послание. Желтков писал, что не виновен в том, что Бог дал ему. как громадное счастье, любовь к ней. Его не интересует ничто в мире, кроме нее. Он благодарен ей за то, что она существует. Уходя, он в восторге говорит: «Да святится имя Твое».
Восемь лет назад он впервые увидел ее и в первую же секунду понял, что любит. В ней как будто воплотилась вся красота земли. В конце письма Желтков просил в память о нем послушать сонату D-dur М 2, ор. 2.; благодарил Веру Николаевну за то, что она была его единственной радостью в жизни, единственным утешением, и желал ей счастья. Вера пришла к мужу с покрасневшими от слез глазами и показала письмо. Князь внимательно прочел его и сказал, что не сомневается в искренности этого человека и не смеет разбираться в его чувствах. Желтков умер, он любил ее и не был сумасшедшим. Вера решила поехать на квартиру покойного — попрощаться. Василий Львович, понимая чувства жены, не удерживал ее.
XII
Княгиня Шеина оставила свой экипаж за две улицы и без труда нашла квартиру Желткова. Седая сероглазая хозяйка, впуская ее, заметила, что постоялец был чудным человеком и казался ей словно родным сыном. Вера Николаевна представилась другом покойного квартиранта и попросила рассказать о последних минутах его жизни. Хозяйка поведала, что приходили два важных господина, а когда они ушли, пан Ежий сел писать письмо.
Затем он вышел и опустил письмо в ящик, а потом они с прислугой слышали, как из комнаты жильца раздался какой-то странный звук — будто бы из детского пистолета выстрелили, но они не обратили на это внимания. В семь часов прислуга пошла звать квартиранта пить чай, а он не отвечает. Пришлось взломать дверь, а он мертвый. Перед тем как написать письмо, пан зашел к ней и, уточнив, что хозяйка католичка, вспомнил католический обычай вешать на изображение кольца, ожерелья, подарки. Пан Ежий попросил ее повесить на икону браслет.
Собравшись с силами, Вера вошла в комнату покойного, Пахло ладаном, горели свечи. Наискось комнаты лежал на столе Желтков. В его закрытых глазах была глубокая важность, а губы улыбались блаженно и безмятежно, как будто перед смертью он узнал сладкую тайну, разрешившую всю его жизнь. Вера достала из кармана кофточки большую красную розу и, приподняв голову трупа, положила цветок ему поп шею. В эту секунду она поняла, что та любовь, о которой мечтают все женщины, прошла мимо нее. Она крепко сжала его виски и поцеловала в холодный и влажный лоб.
Провожая посетительницу. хозяйка вдруг вспомнила, что покойный в случае своей смерти предполагал возможность прихода некой дамы и просил передать ей, что у Бетховена самое лучшее произведение … и седовласая женщина протянула бумажку. Вера Николаевна вдруг заплакала. Она взяла бумажку, на которой хорошо знакомым ей почерком было написано: L. сап Beethoven. Son. . 2, ар. 2. Largo Appassionato.
Княгиня Шеина вернулась домой поздно вечером и была рада, что не застала дома ни мужа, ни брата. Зато се дожидалась Женин Рейтер. Взволнованная Вера попросила ее сыграть что-нибудь, вышла из комнаты в цветник и села на скамейку. Она не сомневалась, что Женни сыграет именно то место второй сонаты Бетховена, о котором просил Желтков.
Она сразу же узнала это единственное по глубине произведение. Музыка сливалась с ее мыслями, превращаясь в куплеты, которые кончались словами: «Да святится имя Твое», княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и заплакала. И туг же удивительная музыка, будто подчиняясь ее горю, стала успокаивать ее: «Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой …»
Женни Рейтер вышла из комнаты, увидела княгиню Веру в слезах и перепугалась. Но Вера успокоила ее: «Нет, нет, — он меня простил теперь. Все хорошо».
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.