История одного города. Краткое содержание по главам

Главные герои в романе «История одного города»

• Издатель — условный «автор» произведения, решивший собрать записки летописцев в «Историю города Глупова»
• Летописец-архивариус — автор исторических документов, собиратель и хранитель сведений. Всего их четыре, не поименованы.
• Брудастый («Органчик») — градоначальник с механической головой
• Бородавкин — градоначальник, ведущий войны за просвещение
• Двоекуров — градоначальник, пришедший после «дворцовых переворотов», реформатор
• Фердыщенко — градоначальник, при котором в Глупове царит голод и город сгорает
• Аленка — жена ямщика, возлюбленная Фердыщенко
• Прыщ — подполковник с фаршированной головой, при котором в городе царит изобилие
• Угрюм-Бурчеев — градоначальник-идиот, решивший переделать город полностью

От издателя

Данный документ представляет собой Летопись города Глупова, случайно найденную в архиве города в виде объемной связки тетрадей. Содержит Летопись исключительно биографии и действия градоначальников, которые управляли городом с 1731 по 1826 годы. Ознакомившись с этими записями, можно составить представление о городе и его жителях, а также о том, как присутствие различных градоначальников отобразилось на истории города.

О корени происхождения глуповцев

Начинается летопись с рассказа о древнем народе, именуемом головотяпами, прозванными так оттого, что имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось им на пути. Но за что ни брались головотяпы, ничего путного из этого не выходило. Надумали они тогда князя себе искать: «Он нам все мигом предоставит». Долго головотяпы князя искали и наконец нашли. Только предупредил он, что за управление должны будут головотяпы платить ему «дани многие», на войну ходить и ни во что не вмешиваться. А тех, кто осмелится ослушаться, казнить будет. А так как не сумели головотяпы жить умом своим и пожелали себе кабалы по воле собственной, то и называться они теперь будут не головотяпами, а глуповцами. Понурили головы головотяпы, да и согласились. Вернувшись домой, заложили головотяпы город, назвали его Глуповым, а себя, по имени города, наименовали глуповцами.

Опись градоначальникам

За время, описанное в Летописи, правили городом 22 градоначальника. Были среди них и итальянец-макаронщик, и брадобрей, и капитан-поручик, и беглый грек, а также статские советники, французский маркиз, бывший денщик князя Потемкина, истопник, французский виконт, майор и прочие. Не обо всех градоначальниках упоминается в Летописи, а только о тех из них, чья жизнедеятельность наиболее отразилась на жизни города и его жителях.

Органчик

В августе 1762 года в город Глупов приехал градоначальник Дементий Варламович Брудастый. Был он молчалив и угрюм. В первый же день обошел он безмолвно выстроившихся в ряд чиновников, сверкнул глазами, произнес «Не потерплю!» и скрылся в кабинете. Там он и проводил почти все свое время, не ел и не пил, а все только скрипел пером по бумаге. Лишь иногда выбегал он в зал, швырял секретарю исписанные бумажки, кричал «Не потерплю!» и вновь запирался в кабинете. Вскоре стало известно, что к градоначальнику тайно захаживает часовщик. Стали допытываться. Однако мастер ни на какие расспросы не отвечал, а только бледнел и трясся всем телом.

В один из дней самые знаменитые люди города были приглашены к градоначальнику «для внушения». В назначенное время Дементий Варламович вышел к приглашенным, открыл рот, чтобы произнести речь, но вместо этого у него внутри что-то зашипело, глаза засверкали и завертелись, и он смог вымолвить лишь «П…п…плю!» После чего быстро скрылся у себя в кабинете.

Изумленные гости разошлись по домам. А на следующее утро, придя на работу, секретарь вошел в кабинет градоначальника для доклада, и увидел, что на кресле за рабочим столом сидело тело его начальника, а перед ним на куче документов лежала совершенно пустая голова. Вызвали врача, но тот ничего вразумительного ответить не смог, ссылаясь на то, что «тайна построения градоначальнического организма наукой достаточно еще не обследована».

В считанные минуты новость облетела весь Глупов. Тут кто-то вспомнил о местном часовщике, посещавшем градоначальника. Часовых дел мастера допросили, и тот признался, что чинил голову градоначальника по его же приказу. Но на этот раз старая голова поломалась окончательно, потому пришлось заказать новую. По недосмотру мальчишки-курьера новая голова во время доставки в Глупов была попорчена. Однако часовщик покрасил ее лаком и присоединил к телу градоначальника.

После этого жителей Глупова собрали на площади. Несмотря на то, что новая голова Брудастого была сильно перепачкана грязью и в нескольких местах побита, тот громогласно рявкнул «Разорю!», чем чуть не оглушил глуповцев. В это время на площади остановилась телега, в которой сидел капитан-исправник, а с ним рядом… такой же градоначальник! Он ловко выскочил из телеги и сверкнул на глуповцев глазами. Толпа остолбенела. Неизвестно чем бы закончилось такое двоевластие, но из губернии прибыл рассыльный и «забрав обоих самозванцев и посадив их в особые сосуды, наполненные спиртом, немедленно увез для освидетельствования».

Сказание о шести градоначальницах

Глава рисует «картину глуповского междоусобия», иносказательно изображая различные события из эпохи дворцовых переворотов в России. В центре повествования — борьба за власть шестерых женщин: «злоехидной Ираидки», «авантюристки Клемантинки», «шельмы Амальки», «Нельки Лядоховской», «Дуньки-толстопятой» и «Матренки-ноздри».

Известие о Двоекурове

Вскоре в город прибыл вновь назначенный градоначальник – статский советник Семен Константинович Двоекуров, который правил городом с 1762 по 1770 годы. Он был истинным либералом, и его деятельность в Глухове была очень плодотворной. Он ввел медоварение и пивоварение, обязал всех употреблять в пищу лавровый лист и горчицу, а также издал указ о необходимости учреждения в Глупове академии. Академия так и не была построена, но вместо нее преемнику Двоекурова, Бородавкину, удалось выстроить съезжий дом, чем все остались довольны.

Голодный город

Следующий правитель города — Фердыщенко. Правление Петра Петровича Фердыщенка для города обернулось счастливым благоденствием. Шесть лет подряд в городе не было ни одного пожара, глуповцы не знали ни голода, ни «повальных болезней», ни падежа скотины. Градоначальник ни во что не вмешивался, довольствовался умеренными податями, часто и легко общался как с подчиненными, так и с мещанами. Глуповцы вздохнули свободно и поняли, что жить «без утеснения» не в пример лучше, чем жить «с утеснением». Однако на седьмом году правления Фердыщенка попутал бес. Из добродушного и немного ленивого правителя он превратился в деятельного и чрезвычайно настойчивого чиновника.

Глуповцы эту перемену связали с тем, что их градоначальник потерял ум от местной красавицы Алены Осиповой. Аленка принадлежала к тому типу русских красавиц, при взгляде на которых «человек не загорается страстью, но чувствует, что все его существо потихоньку тает». Она жила вместе с мужем в мире и согласии и предложение градоначальника о совместном проживании отклонила.

Однако Фердыщенко не унимался. Он сослал Аленкиного мужа в Сибирь, а саму Аленку так напугал, что деваться ей было некуда, и вся в слезах она смирилась со своей участью. Такое грехопадение немедленно отразилось на жизни Глухова. В городе началась засуха, и урожая в тот год не случилось никакого. Стало ясно, что ни скотину, ни людей кормить будет нечем. Вначале глуповцы испугались, а потом, когда все запасы доели, и вовсе помирать стали. И стали они хаживать к дому градоначальника. «А ведь это поди ты не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней женой уводом живешь! – говорили они ему, – да и не затем ты сюда от начальства прислан, чтоб мы, сироты, за твою дурость напасти терпели!»

Сколько ни оправдывался, сколько ни обещал Фердыщенко глуповцам ситуацию переломить, однако не мог ничего поделать со своей страстью. А вскоре и вовсе такой в городе мор начался, что трупы умерших от голода просто на дороге лежали неприбранные, ибо хоронить их было некому. И однажды глуховцы, не сговариваясь, вышли из своих домов и пришли к дому градоначальника. «Аленку!» – требовали они. Та, предвидя недоброе развитие событий, словно ополоумела. Не взирая ни на что, Глуховцы ее схватили и потащили на колокольню, откуда и скинули. И не осталось от Аленки ничего, ибо тут же ее тело растерзали и растащили блудные оголодавшие собаки. И как только совершилась эта ужасная кровавая драма, вдали на дороге показалось облако пыли. «Хлеб идет!» – радостно закричали глуповцы.

Жизнь в городе стала налаживаться. Однако не долго тешились глуповцы. Потому как однажды попалась на глаза их градоначальнику девица Домашка, от которой он тут же потерял голову, ибо воспылал к ней сердцем. В отличие от Аленки, была Домашка «резка, решительна и мужественна». Неумытая, растрепанная и «полурастерзанная», эта девица постоянно ругалась, а бранные слова сопровождала непристойными жестами. Но таки увел Фердыщенко к себе Домашку, несмотря на все ее сопротивления.

Соломенный город

Новое лихо не ставило себя долго ждать. На следующий день после праздника Казанской Божией матери вышли глуповцы в поле жать. День уже шел к завершению, как вдруг поднялся сильный ветер, небо заволокло тучами и раздался оглушительный раскат грома. Хотя солнце еще не село, небо так затянулось тучами, что стало совсем темно, столб пыли, поднимавшийся аж до неба, время от времени пронзали молнии. Загорелась окраина города. Деревянные строения вспыхивали одно за другим как спички. Вокруг воцарился хаос, и вскоре уже было не разобрать, где воет ветер, где стонут люди. Все горело, все стонало, все страдало.

Два дня город горел. На третий оставшиеся в живых глуповцы пришли к дому градоначальника и потребовали держать перед ними ответ: «Долго ли нам гореть будет? … За чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?» Покаялся перед ними Фердыщенко и отдал им назад Домашку.

Фантастический путешественник

Только стали жители Глупова налаживать свою жизнь после пожара, как напала на Фердыщенко охота к путешествиям. Он вдруг возомнил, что если выедет на выгон, то «травы сделаются зеленее и цветы расцветут ярче … утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения».

Ездил так по полю Фердыщенко со своей свитой два дня. Все поле переездили, но время тянулось вяло. Только и спасало, что остановки для проведения трапез. И на третий день стали обедать. Еда была обильная, да к тому же градоначальник не брезговал время от времени в себя стопочки опрокидывать. После второй перемены блюд ему вдруг сделалось дурно, рот перекосило, на лице запульсировала какая-то жилка, и вдруг замерла… Так закончилось правление Фердыщенко.

Войны за просвещение

Через неделю в город Глупов приехал новый управитель Василиск Семенович Бородавкин, и с этого дня для города начался золотой век. Василиск Семенович всегда был в мундире, застегнутом наглухо, и в любую минуту готов был бежать куда угодно. Когда же работы совсем не было, он «или издавал законы, или маршировал по кабинету, наблюдая за игрой сапожного носка, или возобновлял в своей памяти военные сигналы». Но особой страстью Бородавкина было сочинительство законов.

Каждый день он писал по одной строчке проект закона «О вящем армии и флотов по всему лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень Российския державы уповательным учинить». В его голове ежеминутно бродили мысли о переустройстве русских земель и управлении ими. В нем бурлила какая-то дикая энергия, которая не находила выхода. Он очень ждал, чтобы сверху ему дали клич, но клича не было.

Страсть к деятельности у Бородавкина была неистребима и доводила его почти до исступления. В ожидании приказа сверху он решил остановиться на том, чтобы довершить дела, начатые его предшественниками. Он доведался, что глуповцы больше не усердствовали в употреблении горчицы и даже больше – поля, предназначенные для ее выращивания, засадили капустою и засеяли горохом.

Бородавкин «объявил это употребление обязательным» и в качестве наказания велел глуповцам употреблять еще и прованское масло. Однако глуповцы были не лыком шиты. И энергии действия они противопоставили энергию бездействия. Они не устраивали бунты, но и по-настоящему не корились. Выйдя из себя, градоначальник приказал своим солдатам ломать глуповские дома.

Войско с остервенением стало выполнять приказ. Тут уж упали глуповцы на колени перед своим градоначальником и стали просить о прощении. Так сопротивление было сломлено, горчица была «утверждена повсеместно и навсегда».

Победа, полученная Бородавкиным, оказалась на самом деле не такой уж однозначной. В Глупов пришел экономический кризис. Горчицы было произведено столько, что на нее до невероятности упали цены, так что в конце концов глуповцам было не на что купить хлеба. Надо было составлять новый план. Однако до этого Бородавкин не дожил. В 1798 он скончался.

Эпоха увольнения от войн

Следующий градоначальник, капитан Негодяев, был человеком крутого норова и отличался «сущим злонравием». Он постоянно испытывал твердость глуповцев, специально подвергая их испытаниям. В результате к концу правления Негодяева город Глупов представлял собой «беспорядочную кучу почерневших и обветшавших изб». Ни одежды, ни еды нормальной в городе не было, так что в результате жители обросли шерстью и стали сосать лапы. Потому назначение нового градоначальника Микаладзе стало для глуповцев отрадным событием. Тот управлял так искусно, что уже через месяц с глуповцев облезла вся шерсть, а еще через месяц они перестали сосать лапу.

Он был первым среди градоначальников, кто совершенно исключил из управления сквернословие. Улыбка и дружеское рукопожатие не оставляют видимых следов в истории, однако сила действия такого обращения очевидна. Единственной слабостью Микаладзе была страсть к женскому полу. И как пишет летописец, «много было от него порчи женам и девам глуповским». Умер градоначальник в 1806 году от истощения сил.

Феофилакт Иринархович Беневоленский, присланный на смену Микаладзе, имел непереборную склонность к законодательству. Еще во время обучения в семинарии он написал несколько законов типа «Всякий человек да имеет сердце сокрушенно», «Всяка душа да трепещет» и «Всякий сверчок да познает соответствующий званию его шесток». Так что благополучие, которое начали приобретать глуповцы еще при Микаладзе, не только не нарушилось, а стало развиваться пуще, подкрепленное законами нового градоначальника. Однако возникло непредвиденное обстоятельство.

Оказалось, что обычный градоначальник не имеет права издавать собственные законы. Сильно опечалился этим градоначальник. И, чтобы дать выход своим талантам сочинительским, занялся написанием проповедей. В местных церквах священники стали их читать, и так они понравились глуповцам, что слушали они их с превеликим удовольствием. Глуповцам жилось все лучше и лучше, так что стали они даже тучнеть, что очень радовало Боневоленского.

Случилось так, что в 1811 году отношения России с Наполеоном чрезвычайно усложнились. Однако это никак не мешало женскому полу восхищаться Бонапартом более прежнего. А более всех почитала француза купчиха Распопова, с которой жил Боневоленский. И так она донимала градоначальника, чтобы тот организовал ей встречу с Наполеоном, что тот наконец сдался и «вступил в секретные сношения с Наполеоном». Об этом узнало начальство, и однажды ночью двое жандармов увезли глуповского градоначальника в неизвестном направлении.

Сменил Боневоленского на его посту подполковник Прыщ. Он был не молод, однако выглядел и чувствовал себя прекрасно. Он обошел с визитом все городские власти и представил им программу своего правления: «Давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы – … препятствовать не стану!». Так они и жили. Благополучие глуповцев множилось. Амбары их ломились от приношений; сундуки не вмещали серебра и золота, а ассигнации просто валялись на полу. С увеличением материального благосостояния приобретался досуг. А вместе с ним и мысли разные.

Неискушенные в самоуправлении, глуповцы стали приписывать свалившееся на них благополучие некой неведомой силе. Стали тогда глуповцы присматривать за Прыщом, и подозрения их увеличивались. Убедились они, что желудок градоначальника напоминал черную дыру, в которой исчезало все, что туда попадало. А также определили, что от их градоначальника пахнет трюфелями, как в колбасной лавке. А во время празднования масленицы, прямо во время заседания, председательствующий не утерпел и накинулся на градоначальника, пытаясь откусить кусочек от его головы. Завязалась драка, во время которой градоначальник был полностью съеден председательствующим. На другой день глуповцы узнали, что у их градоначальника была фаршированная голова…

Читая летопись Глупова, создается ощущение, что во все исторические эпохи горожане испытывают себя в одном: «в какой мере они могут претерпеть». У них нет никакого плана, они мечутся из крайности в крайность, гонимые часто страхом, и ничему не учатся в плане самоуправления. Хотя это не удивительно. Ведь человек, которому постоянно долбят голову, ничего, кроме ошеломления, получить не может. И то, что глуповцы еще и до сих пор живут, свидетельствует лишь об их стойкости.

Поклонение мамоне и покаяние

Может поэтому глуповцы пережили еще не одного градоначальника, среди которых был статский советник Иванов. Он был настолько маленького роста, что в нем ничего не умещалось, даже сколько-нибудь объемных указов. Говорят, что он умер от испуга, когда получил обширный сенатский указ. Хотя существует также версия, что он не умер, а был уволен в результате усыхания мозгов по причине их неупотребления. И что он долго еще жил в своем доме и положил начало новым особям – микроцефалам, которых можно встретить и сегодня. Глуповцы были настолько разбалованы последними своими градоначальниками-либералами, что позабыли Бога и стали идолопоклонниками.

Подтверждение покаяния. Заключение

В таком состоянии принял дела советник Эраст Андреевич Грустилов. Он также покланялся идолам, потому глуповская распущенность пришлась ему по вкусу. Дела по управлению городом он совсем забросил, ограничил их только тем, что требовал от своих служащих вовремя приносить налоги. И тут он допустил две серьезные ошибки.

Во-первых, стал утаивать казенные деньги. А во-вторых, упустил из виду, что глуповцы настолько обленились в результате всеобщего благоденствия, что перестали заниматься хозяйством. Они перестали пахать землю и бросали зерно прямо на целину, приговаривая: «И так, шельма, родит!» В результате никакого урожая они не получили, да еще приписали это действию враждебных сил.

На одном из балов Грустилов как-то познакомился с прекрасной незнакомкой и вскоре стал посещать тайные сходки секты, в которую та его затянула, и входить в раж, исполняя дивные ритуалы. А вскоре и вовсе превратился из вкусителя разнообразных мирских благ в аскета. Между тем количество глуповцев, посещающих церковь, сильно увеличилось. Увеличилось и число нищих, просящих милостыню на церковных папертях.

В конце концов количество убогих настолько возросло, что они уже стали требовать от Грустилова назначить своего представителя смотрителем над всеми глуповскими училищами. Убогие предъявляли свое требование очень настойчиво и даже пугали бунтом, от чего в голове у Грустилова случался сумбур. Тем не менее, со стороны глуповская жизнь поражала всех своею цельностью, причиной чего, по мнению путешественников, есть «счастливое отсутствие духа исследования».

Ведь если глуповцы даже после самых ужасных потрясений продолжали жить, то это происходило лишь потому, что все бедствия жители города воспринимали как события, на которые они никакого влияния оказать не могут, а потому есть неотвратимыми. И самое лучшее, что можно сделать во время бедствия – это «прижаться куда-нибудь к сторонке, затаить дыхание и пропасть на все время, покуда беда будет кутить и мутить». А бороться или открыто выступать – не приведи Господи!

Тем временем Грустилов поддался на требования убогих и сделал одного юродивого инспектором глуповских училищ, а другому предоставил кафедру философии, которую нарочно создал в уездном училище. Глупов с того времени изменился до неузнаваемости. Вместо веселий наступила мертвая тишина, прерываемая лишь звоном колоколов. В школах и училищах детей учили, что работать не следует, а следует уповать и созерцать. Для этого «уединись в самый удаленный угол комнаты, сядь, скрести руки под грудью и устреми взоры на пупок». Конечно, такое положение дел долго продолжаться не могло. В городе объявился доноситель, который зорко следил за всем происходящим.

И однажды в Глупове вместо Грустилова был назначен новый градоначальник – Угрюм-Бурчеев. Как пишет летописец, «он был ужасен». Его прямого, как каток, взгляда не мог выдержать никто. Градоначальник соединял в себе ограниченность и непреклонность, доходившие до идиотизма.

Он действовал как механизм: не повышал голоса, не топал ногами, не скрежетал зубами, приказы отдавал почти беззвучно и сопровождал их прямым и пристальным взглядом. Угрюм-Бурчеев, как человек ограниченный, разума не признавал вовсе и даже считал опасным. Его идеалами были простота, отсутствие пестроты и прямая линия. Естественные проявления человеческой природы, такие как радость, печаль и прочее, приводили его в недоумение.

Он их не понимал. Да и сам он никогда не сердился, не мстил, не преследовал, а просто как бессознательная сила природы шел вперед, сметая все на своем пути. Для выражения своих чувств у него было лишь одно слово: «Зачем?» Вскоре дома глуповцев стали стоять как по струнке, перед каждым был разбит палисадник, а жители ходили в одинаковых мундирах. При упоминании о градоначальнике, глуповцы начинали дрожать, и с их губ слетало лишь одно слово: сатана!

Градоначальник внушал глуповцам панический страх и наружностью, и своими поступками. Спал он на голой земле, вместо подушки использовал камень, вставал с рассветом, надевал мундир и сразу бил в барабан. По три часа в сутки маршировал по двору своего дома, сам себе отдавал команды и сам себя порол за нарушения. Больше всего Угрюм-Бурчеева привлекала прямая линия. Не потому, что она была кратчайшим расстоянием между двумя точками, а потому, что по ней можно было весь век маршировать.

В голове нового градоначальника созрел план, согласно которому следовало по-новому обустроить город. Посередине должна быть площадь, от которой по радиусам расходятся улицы. Опоясывать город должен земляной вал как защита от врагов. Все дома должны быть окрашены одинаково в серый цвет. В каждом доме – три окна. И жить должны в доме двое престарелых, двое взрослых и двое малолетних.

Дети слабые при рождении умерщвляются. На площади сосредотачиваются все общественные заведения, школ не предусматривается. Как только план созрел, Угрюм-Бурчеев принялся за его исполнение. На следующий же день он ходил по Глупову с вытянутой вперед рукой, как бы проектируя прямую линию. Пока он шел прямо и по ровному месту, все было нормально. Но когда он вышел к реке, с ним случилось нечто невероятное.

В его фантазиях места реке не было. «Зачем?» – только и смог произнести он, и твердо решил реку унять. Глуповцы осознали, что им пришел конец. Со сносом старых домов дела у градоначальника шли исправно, но вот река… Усмирить ее никак не получалось. И вот настал момент, когда «изнуренные, обруганные и уничтоженные» глуповцы как будто очнулись ото сна. С их взора спала пелена. Как они допустили, что жить им в собственном городе стало уж вовсе невозможно? Посмотрели они на своего градоначальника и увидели «не что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ».

Нет, это не был злодей, которого они раньше так боялись, а простой идиот, наделенный властью, который «шагает все прямо и ничего не видит, что делается по сторонам». И это уже не пугало, а раздражало глуповцев. Они вдруг поняли, что этот шагающий прямо и вечно марширующий идиотизм никогда не закончится, а идиот никогда не остановится. Мысль эта была невыносима.

Оправдательные документы

Что было дальше, узнать не представляется возможным, ибо тетради с описанием подробностей дальнейших событий «неизвестно куда утратились». Лишь случайно сохранился листок, на котором была описана развязка этой истории.

В Глупове произошло неслыханное событие. Однажды небо покрылось тучами и потемнело, на город надвигался ураган. Он грохотал, стонал, гудел и издавал какие-то непонятные звуки. Воздух в городе сделался какой-то наэлектризованный, так что колокола сами по себе загудели, деревья «взъерошились, животные обезумели и метались по полю».

Земля затряслась, а солнце померкло. Всех охватил неописуемый ужас. В этот момент Угрюм-Бурчеев, оборотившись к толпе, произнес: «Придет…». Но фразу он не закончил. Послышался треск, и градоначальник вмиг исчез, будто его никогда и не было.

Так заканчивается Летопись Глупова.