3
(2)

Стихотворение «Ночь» Маяковского. Анализ.

Разговор о лирике раннего Маяковского обычно начинают со стихотворения «Ночь», того самого, о котором поэт писал в своей биографии как о «первом профессиональном». О чём же «Багровый и белый … »?

Понять поэта обывателю с примитивным, нехудожественным мышлением сложно, и зачастую «заумь» ничего, кроме раздражения, не вызывает, хотя в общем-то начало стихотворения достаточно ясно. Цвета дня уходят, отступают на задний план. Зелёное сумеречное небо, зажигаются звёзды, «синие тоги» на зданиях …

Но уже во второй строфе возникает не всегда понятный образ: «И раньше бегущим, как жёлтые раны, / огни обручали браслетами ноги … » Что увидел здесь поэт? Ведь Маяковский — художник, не выносящий «красивенького», И он очень точен в каждой изображаемой детали.

Рассказывают о его диалоге с Давидом Бурлюком по поводу строчки из стихотворения «Из улицы В улицу»: «Фокусник рельсы тянет из пасти трамвая». На замечание Бурлюка, мол, трамвай должен пожирать рельсы, Маяковский ответил: «Давид, ты не там стоишь. Ты встань на заднюю площадку и посмотри!» Так как же появились эти «браслеты» на ногах?

Понятно, что это свет. Но где источник этого света? Ни луна, ни уличные фонари не могут «обручать браслетами ноги» — они дают рассеянный свет, а здесь «браслеты», узкая полоска света. В современном городе этого уже нет, но это Москва

1912 года, Москва Гиляровского! И свет этот свет из подвальных окон, только самым краешком поднимающихся над землёй, конечно, это мелочь и к пониманию идеи стихотворения относится достаточно опосредованно, но как важны подчас и интересны всякие «неважности»!

Мы вместе с поэтом, пройдя по московским окраинам, выходим в центр города. Фешенебельные рестораны, дорогие магазины, радостная, счастливая, разряженная публика:

Толпа, пёстрошёрстая быстрая кошка,

плыла, изгибаясь, дверями влекома;

каждый хотел протащить хоть немножко

громаду из смеха отлитого кома.

Замечательный образ — толпа-кошка!

у Маяковского слово зачастую многозначно и создаёт образ на уровне подсознания, ассоциации. Пёстрая толпа — «пёстрошёрстная» кошка. Но это только первый слой. Кошка — какая она? Грациозная, гибкая (поэтому толпа и плывёт, извиваясь»), мягкая, «домашняя» — и в ту же секунду хищная, агрессивная, подчинённая никому не понятным инстинктам.

А теперь попробуем представить себе восемнадцатилетнего юношу, нищего, оборванного, но с претензией на неоценённую гениальность, рвущегося к признанию, не чуждого эпатажу; в котором соединяется подсознательный страх быть не таким, как все, и тут же нежелание быть таким, как все. И всё это накладывается на стремление любить и быть любимым — одновременно с мальчишеской закомплексованностью.

Подчас может быть интересно сопоставление с некоторыми явлениями современной молодёжной культуры, ведь в сознании школьников часто возникает разрыв между изучаемым произведением и окружающей его действительностью.

В одной из композиций Вячеслава Петкуна есть строки: «Иду навстречу цветным витринам, мимо проплывают дорогие лимузины; в них женщины проносятся с горящими глазами, с холодными сердцами, с золотыми волосами».

Такой же «город сказка, город мечта» предстаёт и перед лирическим героем Маяковского. Да и если разобраться, два поэта пишут об одном и том же. Самая, пожалуй, сложная — последняя строфа, и особенно её последние две строки:

Я, чувствуя платья зовущие лапы,

в глаза им улыбку протиснул; пугая

ударами в жесть, хохотали арапы,

над лбом расцветивши крыло попугая.

Именно в этой строфе ключ к пониманию всего стихотворения. Здесь и мимолётно брошенный взгляд разодетой в меха красавицы, выходящей в сопровождении разжиревшего богача из авто, взгляд, где сочетается чувственный интерес и презрение к нищему оборванцу, и ответный — поэта, соединяющий презрение к «смотрящей устрицей из раковины вещей» со страстностью, что сродни злобе.

Интересен глагол «протиснул», содержащий в себе некое указание на сопротивление, поэт словно пробивается в мир, чуждый ему. Но мир этот не приемлет «грубого гунна», и «бабочка поэтиного сердца» раздавлена. Что же произошло с героем в финале стихотворения? Что это за арапы с крылом попугая надо лбом, почему они «хохочут ударами в жесть»?

Вернёмся к своего рода видеоряду, созданному поэтом. В московских дорогих заведениях начала века проявлялись несколько стилей, и среди них доминировали два: классический, старорусский, с седобородым привратником в медалях, и модерн, привлекающий необычайным, экзотикой, где швейцарами служили молодые арапы в шапочках, украшенных яркими перьями.

Задача же швейцара — «держать И не пущать», отсекать нежелательные элементы, разрушающие иллюзию безмятежности жизни, и перед странным молодым человеком в жёлтой блузе захлопываются двери в сияющий огнями мир.

Та же тема конфликта лирического героя и окружающего его мира звучит не только в этом стихотворении. Вот, к примеру, «Ничего не понимают». Снова «странная» строка: Вошёл к парикмахеру, сказал -спокойный:

«Будьте добры, причешите мне уши!» Что здесь, просто эпатаж читающей публики? Попробуем задать вопрос, а что такое «парикмахер», что он делает?

Конечно, стрижёт, делает красивыми, иначе говоря, приукрашивает, выравнивает, срезая вихры, неровности, шероховатости, нивелирует, «стрижет всех под одну гребенку». -Парикмахер» — общество, которое ставит человека в определённые рамки, тесные для лирического героя, он не такой, как другие, он -непричёсанный-, у него уши торчат!

И всё же он стремится быть понятым и принятым миром, И если для этого нужно «быть причёсанным», он попробует! Но вот реакция общества: «Гладкий парикмахер сразу стал хвойный, / лицо вытянулось, как у груши … » Слово «гладкий» В русском языке весьма многозначно. Это и «ровный», «нешероховатый», и «упитанный», «дородный», «сытый», отсюда ассоциации с розовым. (У Бунина в «Антоновских яблоках» старостиха гладкая, как холмогорская корова.)

А «хвойный» — явно антоним «гладкого»: зелёный, колючий, игольчатый, ощетинившийся. Мир сытых и самодовольных буржуа не приемлет лирического героя, в сознании обывателя он шут, клоун, «рыжий». «Дряблая редиска» их голов не может понять и принять не похожего на них человека.

Да, поэт-футурист крамольно эпатажен, и об этом уже столько сказано, что стало просто общим местом. Много лет назад некая учительница словесности серьёзно недоумевала в одном профессиональном издании, как можно заниматься в школе Маяковским, который написал: «Я люблю смотреть, как умирают дети». Разумеется, в раннем творчестве есть и такие, далеко не лучшие и даже отталкивающие (как эта) строки, где эпатаж становится не только безнравственным, но просто диким.

И всё-таки надо изучать раннего Маяковского, чтобы помочь увидеть в поэте не только «агитатора, горлана, главаря», но и удивительно близкого современному молодому человеку художника, в чьих стихах он увидит себя.

3 / 5. 2

.