«Река времён в своём стремленье». Анализ

Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
6 июля 1816

Как известно, своё последнее стихотворение — оду «Река времён в своём стремленье» — 73-летний Державин записал на чёрной грифельной доске, своём обычном черновике, за два дня до смерти. «…Он знал, что “дотаскивает последние деньки”. Время для него кончалось. Он задумался о том, что будет, когда оно вообще кончится, и Ангел, поклявшийся, что времени больше не будет, вырвет трубу из Клииных рук и сам вострубит, и лирного голоса Мельпомены не станет слышно.

История и поэзия способны побеждать время — но лишь во времени. Жерлом вечности пожрутся и они сами. Тут отказывался Державин от мечты, утешавшей его всю жизнь. Отсюда и обнажённая простота его предсмертной строфы: все прикрасы как бы совлечены с неё вместе с надеждою.

Стихи были только начаты, но их продолжение угадать нетрудно. Отказываясь от исторического бессмертия, Державин должен был обратиться к мысли о личном бессмертии — в Боге. Он начал последнюю из своих религиозных од, но её уже не закончил.

Бог было первое слово, произнесённое им в младенчестве — ещё без мысли, без разумения. О Боге была его последняя мысль, для которой он уже не успел найти слов.

Представленный ниже анализ оды «Река времён в своём стремленье» во многом основывается на блестящем культурологическом комментарии Н.Я. Эйдельмана (см. его эссе «Последние стихи», опубликованное в журнале «Знание — сила», № 8, 1985).

Итак, восемь строк, за которыми могло бы последовать продолжение. Однако через день, 8 июля, «лёг он в постелю, в половине второго часа, вздохнул сильнее обыкновенного, и с сим вздохом скончался»… Надпись на могильной плите увековечила не поэта, но «действительного тайного советника и разных орденов кавалера».

Грифельная доска с черновиком последнего стихотворения была доставлена в Императорскую библиотеку по просьбе её директора, и пятьдесят лет спустя академик Я.К. Грот, выдающийся исследователь творчества Державина, свидетельствовал:

«Всякий может видеть (доску) на стене, в отделении русских книг; но от начертанных на ней строк почти ничего уже не осталось».

Этот раритет можно увидеть и сегодня в отделе рукописей Государственной Публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге, под стеклом в рамке из лакированного дерева, но отдельные буквы угадываются лишь при ярком освещении.

Заглавия у стихотворения нет. Но, по словам державинских близких, поэт собирался назвать стихи «На тленность».

Река времён в своем стремленьи… Кажется весьма существенным, что Державин говорит не о Лете древних греков — реке в царстве мёртвых, испив воду которой, души умерших забывают свою былую земную жизнь, но о «реке забвенья», т.е. использует важнейший мифологический символ, свойственный сакральной топографии практически всех народов. Это придает стихотворению необычно широкую значимость.

Кстати, в кабинете Державина висела своеобразная картина-таблица «Река времён, или Эмблематическое изображение всемирной истории». В центре этой картины длинная полоса — «карта» истекших пяти тысяч лет; сверху вниз идут рукава бесконечной реки с названиями «Египет», «Вавилон», «Греция», которые затем почти все сливаются в «Риме». Из «Рима» берут начало разные «европейские ручьи» — французский, английский, германский… рядом русский. У правого края «карты» — самая прямая протока: достижения науки, литературы, искусства. Тут стоят имена Гомера и Ньютона, перечисляются крупнейшие открытия. У нижнего обреза карты, там, где 1800 год (а дальше время для издателя ещё не протекло), последние имена и события культурного мира: прививка оспы; Лавуазье; открытие Цереры (астероида); Державин…

Именно глядя на эту картину-таблицу, поэт складывал свои последние строки.  «Глагол времён» — это бой часов, который в той же строке отдается эхом словосочетания «металла звон». В предсмертных же стихах — более величественный и спокойный образ «реки времён», которая не требует мгновенной рифмы и неторопливо движется «в своём стремленьи».