Духовное самопожертвование (по произведениям Фета и Пришвина)

Духовное самопожертвование (по произведениям Фета и Пришвина)

Исследователи отечественной поэзии обратили внимание, что духовный тип сознания — характерная примета нашей лирики вообще. Русские прозаики и поэты, например, ценили в человеке его способность чутко вслушиваться и зорко всматриваться в природу не для того, чтобы выразить себя, а для того, чтобы понять её язык.
Поэт пушкинского круга Е.А.Боратынский в стихах «На смерть Гёте» так определял эту замечательную способность, присущую одухотворённому человеку:

с природой одною он жизнью дышал:
РУЧЬЯ разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье;
Была ему звёздная книга ясна,
И с ним говорила морская волна».

Размышляя о национальном своеобразии русской пейзажной лирики, Н.Я.Берковский писал: «В нашей лирике держалась здоровая эпическая связь с природой. Русские поэты не столько отыскивали для отдельно переживаемой ими эмоции какое-то подобие в мире природы, сколько там, в образах национальной природы и национального быта, впервые находили свою эмоцию, узнавали её там …

Фет, которого у нас обвиняли в изощрённости, сравнительно с поэтами Запада прост и целен. Огни, передвигаемые по комнатам, овраг, который размерзает, который расшевелила весна, воробей, который трепещет крылом, купаясь в собственной песне, — вот лирический мир Фета … Иной разтрудно сказать, кто «субъект» фетовской лирики, сам ли поэт, или та берёза, та зимняя дорога, те ели в лесу, те сани и овраги …

А деревья, цветы, травы, животные у русского «собрата» Тургенева М.М.Пришвина- сёстры и братья человека, поскольку все они — дети Солнца. Солнцу уподобляются деревья, травы, цветы. Питаясь светом солнца, они становятся на него похожими. Вот «один маленький цветочек раскрыл пять голубых лепестков: эти лепестки у него были небом, а посередине все эти лепестки были связаны маленьким золотым солнцем.

Природа бессловесна. Но человек может понять каждую тварь в её напряжённом движении к слову». Вот слышит Пришвин весёлый, радостный звон весенней капели и пытается понять причины этой радости: «В самое сердце проникли мне эти исходящие от солнца первые звуки весны. Мне самому захотелось или запеть, или хорошему своему человеку сказать небывалое по красоте и силе задушевное слово. Или вот Пришвин вспоминает, как он оказался однажды на Севере вечером, «когда на солнце можно прямо глядеть, не отводя глаз, и думать, и думать. Тогда кажется, будто оттого солнце и погасло, что раздало живым существам свою мысль.

По словам русского мыслителя Е.Н.Трубецкого, «жизнь нашей планеты и населяющих её существ не будет до конца только вращением вокруг солнца. В солнце когда-нибудь облечётся подлинный источник жизни. Тогда отношение к солнцу из внешнего станет внутренним, жизнь сама станет насквозь солнечной, как ризы Христа на Фаворе; и этим оправдывается вся радость о солнце, наполняющая поля и леса. «Все скажут, что узнавать свою человеческую жизнь по жизни растений есть символизм, но я не хочу и не хочу называть это символизмом, и вот почему, — заметит Пришвин в своём дневнике. — Символизм – это приём В искусстве, подчинённый человеческому разуму. У меня же всё происходит не от разума и не для каких-нибудь целей в искусстве. У меня в душе и теле есть действительно общая жизнь со всякими живыми существами, и с растениями, и с животными».

Солнечная природа замечается Пришвиным и в его маленьких героях Насте и Митраше из сказки-были «Кладовая солнца». У Насти и волосы «отливают золотом», и веснушки по лицу «крупные, как золотые монетки, и частые, и тесно им было, и лезли они во все стороны» как солнечные лучи. И Митраша «был весь в золотых веснушках».

Когда Митраша и Настя очутились на Звонкой бори не в ранний утренний час, им показалось, что птицы своим криком хотят выговорить какое-то общее всем, единое прекрасное слово. Но птицам оно недоступно. А человек, вышедший из природы, его знает. Это слово — «здравствуй!», Дети видят тетерева-косача, который, усевшись на соединённых между собою сучках сосны и ели, «стал расцветать в лучах восходящего солнца».

Перед нами особый вид христианского пантеизма, далёкий от пантеизма языческого. Именно потому Пришвин вслед за русскими классиками XIX века видит и другое.
В природе, наряду с добрыми силами, живут и действуют силы недобрые, злые. В ней идёт борьба за существование между расениями, деревьями, насекомыми, животными. Природа стонет и страдает от этого раздора. В этих стонах и жалобах чуткий человек слышит мольбу о помощи. Каково же назначение человека? Что ждёт от него страдающая природа? Для чего призван он к жизни на нашей земле?

Пришвин так ответил на эти вопросы в небольшой заметке «Искусство»: «Лягушку все знают, как она квакает в тёплой воде, когда ей хорошо, но мало кто слышал, как она пищит, когда попадает в зубы собаке. Я первый раз в жизни своей услышал этот звук, быстро оглянулся, освободил несчастную лягушку. Она скакнула в ручей, и быстро вешняя вода унесла её. Лягушка исчезла, но панический звук остался во мне. И всё в природе, наверное, также умирает и оставляет в душе человека что-то своё. Это всё от природы, скопляясь в душе человека, ищет выхода и образует талант, создающий новую природу.

Может быть, затем и существует на земле человек, чтобы данную дикую природу, обречённую на звериную борьбу за существование, переделать на человеческую в единстве закона и милости. И, может быть, тоска человека по какой-то чудесной природе и есть начало мук его возрождения им новой милостивой и прекрасной природы? И, может быть, эти муки возрождения и радость явления в мир небывалого мы называем искусством?» Человек призван спасти при роду от раздора и вражды. Как венец творения, он наделён для этого спасительной силой духовной любви.

Именно такая любовь помогает ему смягчать природные конфликты, одухотворять звериные инстинкты. Но Пришвин с сожалением замечает, что своему божественному призванию человек верен далеко не всегда. Вот Митраша в споре с Настей заупрямился и возгордился, а ласковая и чуткая сестрёнка не смогла на сей раз одолеть свою обиду, укротить его строптивый нрав. И природа откликается на размолвку и ссору ребятишек грозным предупреждением: «Тогда серая хмарь плотно надвинулась и закрыла всё солнце со всеми его живительными лучами. Злой ветер очень резко рванул. Сплетённые корнями деревья, прокалывая друг друга сучьями, на всё Блудово болото зарычали, завыли, застонали».

Если уж в общении друг с другом человек не всегда остаётся верен спасительной силе любви, то по отношению к природе он об этом своём призвании чаще всего забывает. Пришвин с сожалением замечает: «Приручением животных люди занимались только на заре человеческой культуры и, добыв себе несколько видов домашних животных, почему-то забросили его и продолжали с домашними жить по рутине, а диких стрелять».

Призвание человека, по Пришвину, заключается в том, чтобы вернуть природе утраченную гармонию. «Природа для меня, огонь, вода, ветер, камни, растения, животные — всё это части разбитого единого существа. А человек в природе — это разум великого существа, накопляющий силу, чтобы собрать всю природу в единство»