Исследователи отмечали художественное своеобразие поэмы А. Ахматовой «Реквием» в жанровом, композиционном и стилевом плане. Так, произведение называли лирическим циклом, поэмой, было отмечено композиционное сходство его с романтической поэмой.
«Реквием» включал в себя элементы одного из древних жанров русского фольклора — плача. Кроме того, реквием — это траурное музыкальное произведение, а перевод этого слова — «заупокойная месса», католическое богослужение по умершим. Сквозные мотивы, их варьирование в тексте сближают ахматовский «Реквием» с музыкальным произведением, а идея его делает произведение настоящим
памятником современникам поэта — и погибшим, и оставшимся в живых.
Рассмотрим композиционные особенности поэмы. Готовя произведение к печати, Ахматова снабдила его эпиграфом, а также добавила раздел «Вместо предисловия».
План «Реквиема» приобрел следующий вид:
1. Эпиграф.
2. Вместо предисловия.
3. Посвящение.
4. Вступление.
5. Основная часть (главы 1-10).
6. Эпилог.
Эпическое и лирическое начало в «Реквиеме» сложно переплетаются: личная история лирической героини (трагедия матери, потерявшей сына) растворяется здесь в общенародной трагедии. Гражданская и творческая позиция Ахматовой отражены в эпиграфе: «Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, — Я была тогда с моим народом Там, где мой народ, к несчастью, был».
Тот же самый мотив звучит и в финале поэмы: «И если зажмут мой измученный рот, Которым кричит стомильонный народ … ». Таким образом, мы видим кольцевую композицию. Лирическое начало в эпиграфе переходит в широкую эпическую картину «Посвящения» и «Вступления», обозначающих характерные черты «осатанелых лет»: «И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами
черных марусь».
«Посвящение» и «Вступление» образуют своеобразный пролог, черты трагического, страшного, узнаваемого времени, напоминая нам о Дантовом «Аде», входят в поэтический рассказ Ахматовой: «Слышим лишь ключей постылый скрежет Да шаги тяжелые солдат», «И ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград».
Одновременно во «Вступлении» появляется библейский образ звезды, сопровождающий лирическую героиню на протяжении всего ее пути: «звезды смерти стояли над нами», «скорой гибелью грозит огромная звезда», «звезда Полярная сияет».
В первой главе, напоминающей нам о плачах, происходит завязка действия: «Уводили тебя на рассвете, За тобой, как на выносе, шла, В темной горнице плакали дети, У божницы свеча оплыла». И уже здесь повествование переходит в широкий исторический план: героиня предстает не современницей поэта, а человеком прошлой эпохи («в темной горнице плакали дети»). Этот же мотив повторяемости событий, иного исторического времени вводит и сравнение: «Буду я, как стрелецкие женки, Под кремлевскими башнями выть».
Во второй, третьей, четвертой главах зарождается мотив безумия, горе героини безмерно, личность ее раздваивается: «Нет, это не я, это кто-то другой страдает, Я бы так не могла … » Здесь воскресает прежний облик ее — «царскосельской веселой грешницы», «любимицы всех друзей», «насмешницы». Эта антитеза духовных обликов героини вызывает к жизни новые мотивы — судьбы, крестного пути: «Как трехсотая, с передачею, Под Крестами будешь стоять».
В пятой и шестой главах чувство отчаяния, безысходности в душе лирической героини нарастает, тишина («И ни звука … «) здесь сменяется криком: «Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой. Кидалась в ноги палачу — Ты сын и ужас мой». Одновременно здесь появляются мотивы хаоса, путаницы («Все перепуталось навек…»), мотив смерти («И скорой гибелью грозит Огромная звезда»), мотив жертвы, своего креста («Ночи белые … О твоем кресте высоком И о смерти говорят»).
В седьмой главе, «Приговор», страдания матери достигают своего предела. Автор подчеркивает это контрастом между смыслом событий и способом выражения его (простой, «прозаичной» речью): «И упало каменное слово На мою еще живую грудь. Ничего, ведь я была готова, Справлюсь с этим как-нибудь».
В восьмой главе звучит призывание смерти — жизнь лирической героини, ее страдания становятся невыносимы. В девятой главе продолжает развиваться мотив безумия как средства освобождения от страданий.
Десятая глава, «Распятие», становится кульминацией и смысловым центром произведения. Повествование переходит здесь в общечеловеческий, нравственно-философский, библейский план. Страдания всех матерей выражаются здесь в образе матери Христа, Пресвятой Богородицы, молча переживающей потерю. сына., Темы неправедного суда и материнского горя предстают здесь вечными темами: «Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел. А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел».
Как отмечали исследователи, «динамика здесь создается контрастом жестов, из которых самым выразительным является молчание и неподвижность Матери. Ахматова здесь обыгрывает парадокс Библии: ни в одном из Евангелий не описано поведение Марии во время пыток и казни Христа… По Ахматовой, Мария молча стояла и смотрела, как мучают ее сына. Но ее молчание было настолько выразительно жутким, что в ее сторону все боялись взглянуть»
Исследователи отмечали, что герои в этой сцене воплощают все этапы человеческого страдания: Магдалина — мятежное страдание, Иоанн — оцепенение от горя, состояние, близкое к безумию. Но эти этапы уже пройдены лирической героиней, которая «выла под кремлевскими башнями», «кидалась в ноги палачу», призывала смерть и безумие. Теперь же молчание Матери воплощает собой высшую форму человеческого страдания, его безмолвие. Страшная звезда, сопровождавшая героиню на протяжении всего повествования, здесь исчезает: «небеса расплавились в огне». И молчание Матери разрешается здесь плачем-реквиемом не только по сыну, но и по всем безвинно погубленным жизням.
Замыкающий поэму эпилог возвращает нас в современность время, вводя темы и образы «Предисловия» и «Посвящения». Голос лирической героини становится громким и четким, повествование ритмичным: «Опять поминальный приблизился час, Я вижу, я слышу, я чувствую вас». Здесь вновь возникает мотив памяти: «Хотелось бы всех поименно назвать … » Одновременно здесь звучит мотив творческого наследия личности, мотив памятника поэту. И лирическая героиня сама определяет место этого памятника — «здесь, у тюремной стены».
В финальных строчках поэмы возникает образ голубя. Это евангельский символ чистоты и любви, олицетворение Святого Духа, «знак спасения души, ее очищения страданием». Это у Ахматовой и символ вечнойжизни (мотив воскресения), победы добра: «И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли».
Стиль поэмы разнороден. Так, в «Посвящении», написанном пятистопным хореем, звучат эпические интонации, фольклорные мотивы: «Перед эти горем гнутся горы, Не течет великая река … » Одновременно здесь присутствует аллюзия к пушкинскому посланию «В Сибирь»: «Но крепки тюремные затворы, А за ними «каторжные норы» И смертельная тоска». Для «Вступления», написанного трехстопным анапестом, также характерны эпические интонации. Первая глава, где также используется трехстопный анапест, напоминает нам о стиле плачей, причетов.
Вторая глава, выдержанная в жанре колыбельной («Тихо льется тихий Дон»), написана четырехстопным хореем.
Третья и четвертая главы — повествуют о безумии, духовный облик героини здесь как бы спутан, Ахматова пользуется здесь дольником.
Пятая глава представляет собой сонет, здесь выразителен контраст между формой и содержанием: содержанием у Ахматовой становится не любовное чувство, а страшная материнская трагедия.
В шестой и седьмой главах песенный размер — хорей.
Восьмая и девятая выдержаны в классическом стиле — мы видим здесь четырехстопный ямб.
Десятая глава является кульминационной, в ней используется четырехстопный ямб.
Эпилог состоит у Ахматовой из двух частей. Первая часть написана пятистопным ямбом, вторая — четырехстопным амфибрахием.
В поэме использованы различные художественные средства. Точные, эмоциональные эпитеты способствуют созданию мрачной, тягостной атмосферы «Реквиема»: «кровавые сапоги», «тоска смертельная», «Русь безвинная», «каменное слово», «окаменелое страданье». Поэт использует выразительные метафоры и олицетворения («Перед этим горем гнутся горы», «короткую песню разлуки паровозные пели гудки», «Желтый месяц входит в дом», «безвинная корчилась Русь»), сравнения («За тобой, как на выносе, шла»), Также мы находим антитезу («и в лютый холод и в июльский зной», «кто зверь, кто человек»), оксюморон («ты сын и ужас мой»), Все эти средства художественной выразительности создают в поэме удивительный синтез, яркую и мощную симфонию звуков и чувств.
«Реквием» стал единым целым, хотя там слышатся и народная песня, и Лермонтов, и Тютчев, и Блок, и Некрасов, и — особенно в финале — Пушкин: «И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли». Вся лирическая классика волшебно соединилась в этой, может, самой крошечной на свете великой поэме», — писал Е. Евтушенко.
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.