4.5
(2)

Из различных мест повести можно составить довольно определенное понятие об устройстве Запорожской Сечи, быте запорожцев в мирное и военное время. Сечь находилась в нижнем течении Днепра, на одном из многочисленных островов ниже порогов, которыми в этом месте усеяно русло реки.

Остров этот назывался Хортица; впрочем, запорожцы несколько раз переносили местопребывание Сечи с одного острова на другой; она состояла из двух частей: собственно Сечи и предместья, находившегося на расстоянии полуверсты от последней.

Сечь состояла из обширной площади, по краям которой были разбросаны крытые дерном курени. В куренях жили, т.е. ели и спали запорожцы; на площади они собирались для совещаний разного рода. За куренями находился небольшой земляной вал и засека, которые никем не охранялись. Вот и все внешнее устройство Сечи.

Ничего грозного, воинственного она, по-видимому, не представляла, если не считать, что на крышах некоторых куреней, а всего их было около шестидесяти, стояли пушки, а посреди площади находился высокий столб с привязанными к нему литаврами, палки от которых хранились всегда у довбиша.

Никаких укреплений и строений на Сечи больше не было. Перед Сечью лежало в полуверсте предместье, попасть в которое можно было прямо с парома, плававшего по толстому канату между островом Хортицей и правым берегом Днепра. При въезде в предместье было расположено штук двадцать пять кузниц, из которых оглушительно раздавались удары тяжелых молотов.

Само предместье имело вид длинной и широкой улицы, вдоль которой были расположены лавки кожевников, оружейников, шинкарей. Встречались также переносные лотки мелких торговцев, у которых можно было получить положительно все, что угодно: кремни, огнива, порах, платки и даже готовое съестное. Предместье было необходимо для Сечи, так как запорожцы сами почти ничего не делали, а только умели «пить да палить из ружей».

Предместье одевало, поило и кормило Сечь; без него она ни в коем случае не могла обойтись. Естественно, что в предместье Сечи должны были жить и работать люди других национальностей, коль скоро сами казаки ничем почти не занимались.

Так оно и было. Там можно было найти людей почти всех национальностей: татар, армян, турок, евреев и т.п.   Не было там только женщин, им под страхом смерти было запрещено показываться в предместье Сечи. Вообще Сечь имела характер и производила впечатление военной суровой организации, или братства со строгими правилами, при помощи которых и можно было поддерживать относительный порядок и лад среди запорожцев.

Все члены этого многолюдного братства были в мирное время абсолютно свободны и равны между собой. Власть кошевого и старшин была чисто номинальной; в любую минуту запорожская рада могла сменить их всех разом.

Пример этого мы имеем в самой повести. «Подговоренные Бульбой запорожцы в один миг собрали раду и с ругательствами приказали ему положить палицу, знак его достоинства, а прочиевласти оставили на местах». Составляя род военного братства, целью которого была защита православной религии и народной самобытности от чьих бы то ни было посягательств, запорожцы ничем и не занимались, кроме войн, которые были почти беспрерывны.

Естественно, что и организация строго соответствовала цели этого братства. Все запорожцы делились на курени, Т. е. на более мелкие военные единицы, во главе которых стоял куренный атаман, заведовавший всеми делами куреня.

Члены куреня обыкновенно у себя ничего не держали; ели из одного котла все, для чего и держали кашевара; казаки одевались из общего запаса платья и оружия; только оно одно ценилось казаками и составляло их гордость и предмет алчных исканий.

Состав этого военного братства был до чрезвычайности разнообразен. Здесь были те люди, которые от притеснения евреев — арендаторов бросили свой дом, свое хозяйство и убежали на Сечь искать воли, здесь были и бурсаки, не вытерпевшие академических лоз и не вынесшие из школы ни одной буквы, но были и такие, которые хорошо знали произведения Цицерона, Горация и других классиков, было также много офицеров, которые потом отличались в королевских войсках, были и просто записные вояки, которые имели благородное убеждение мыслить, что все равно, где бы не воевать, только бы воевать, потому что неприлично благородному человеку быть без битвы.

Много было и таких, которые пришли на Сечь с тем, чтобы потом сказать, что они были на Сечи и уже закаленные рыцари. Кого тут только не было! Охотники до военной жизни, до золотых кубков, богатой парчи, дукатов и реалов во всякое время могли найти здесь работу. Условиями поступления в число членов Сечи были следующие требования: нужно было верить во Христа, в Святую Троицу и уметь креститься; удовлетворивший этим требованиям мог поступать в какой ему угодно курень.

Власти на Сечи все были выборные; они были следующие: кошевой, знаком достоинства которого была палица; судья, У которого хранилась войсковая печать; писарь с необходимыми принадлежностями своей должности — чернильницей и пером, и есаул с жезлом; за ними следовали куренные атаманы.

Самого ничтожного повода иногда было достаточно, чтобы сменить все власти, и в мирное время обыкновенно старшины низко кланялись пред «радою казацкою» и заискивали у нее.

Все важнейшие дела решались на «раде», причем часто доходило до рукопашной и даже до убийств. Ввиду этого казакам запрещено было являться на «раду» вооруженными, но и это не помогало. Своевольная толпа очень часто убивала кошевого, вздумавшего ей противоречить и не заслужившего ее доверия.

Сечь была очень похожа на демократическую республику, не управляемую никакими законами. Законов, действительно, никаких не было, но были обычаи, имеющие, однако, силу закона.

Обычаи эти были суровы до чрезвычайности, но только такими мерами можно было удержать эту своевольную и разношерстную толпу. За воровство, например, у своего товарища по обычаю назначалась медленная смертная казнь, состоявшая в том, что провинившегося привязывали к столбу на площади и клали возле него дубину.

Всякий проходящий мимо должен был нанести привязанному  удар по мере сил своих, и таким образом несчастного заколачивали до смерти. Казака, не отдавшего долга своему товарищу, обыкновенно приковывали к пушке и в таком положении он оставался до тех пор, пока кто-нибудь из товарищей не выкупал его.

Казака, убившего своего товарища, присуждали быть закопанным живым вместе с гробом убитого. В военное время все преображалось. Власть кошевого и старшин становилась неограниченной, а сам он становился как бы на аршин выше.

Казаки в поход брали с собой очень немного. Все нужное находилось в обозе. Обыкновенно брали по два коня на человека и оружие. Обоз, состоящий из многочисленных крытых телег, тащили волы.

В случае неожиданного нападения казаки составляли возы в два или три замкнутых круга так, что получался род крепости, взять которую почти не было никакой возможности, так как казаки с возов и из-за них открывали беспрерывный огонь из самопалов; в промежутках между возами ставились пушки, которые заставляли держаться неприятеля на почтительном расстоянии от казацкого табора.

Точно таким же образом поступали казаки  с осажденными ими городами — с той только разницей, что в середине казацких возов оказывались городские стены. Следует заметить, что запорожцы вообще не любили осаждать городов.

Если не удавалось взять город с первого же приступа, то казаки бросали его и появлялись в той местности, где их меньше всего ожидали. Быстрота их передвижений, несмотря на многочисленный и тяжелый обоз, была поразительна и приводила в изумление иностранных офицеров.

Казаки были почти неуловимы. Путь их похода обоз начался пожарами и трупами. Над ними  чинили зверства, и казаки платили своим поработителям той же монетой и не знали пощады.

Женщины, старики и даже дети были безжалостно избиваемы. Особенно жестокая расправа была всегда с евреями. В жестокостях с ними казаки доходили до виртуозности.

Если поход был морской, то казаки готовили челны, смолили их, конопатили, стягивали крепкими канатами, привязывали к бортам их пучки тростника для большей устойчивости и в таком виде совершали набеги на самые отдаленные берега Черного моря, путь к которым был уже давно проложен морскими походами первых киевских князей, о чем казаки отлично знали.

Само собой разумеется, что военная тактика казаков в этом  случае была совершенно иная, чем в сухопутном походе. В повести, впрочем, о морских набегах казаков упоминается слегка, и трудно по ней создать себе ясное представление об их действиях на море.

Из повести видно, какие страны и государства подвергались нападениям казаков. То была Польша почти вплоть до Карпатских гор. Тарас Бульба почти дошел до Кракова со своим полком. Южная часть Литвы тоже подвергалась казацким нашествиям, но особенно часты  они были на Турцию и на крымских татар.

4.5 / 5. 2

.