4
(2)

Рассказ «Толстый и тонкий» написан весёлым и совсем молодым, двадцатитрёхлетним Антошей Чехонте, однако в нём уже намечены те черты зрелого Чехова, о которых хорошо сказал известный филолог А.А. Белкин:

«Он раскрывал страшное в нестрашном» (Белкин А.А. Читая Достоевского и Чехова. М., 1973. С.195).

Сюжет, как практически всегда у Чехова, не содержит ничего мало-мальски исключительного и сводится к мимолётной встрече двух гимназических приятелей после длительного перерыва. Однако через незначительное и смешное событие (которое и событием-то назвать трудно) вскрывается не только тема живучести чинопреклонения, но шире – тема ломки личности фальшивой иерархией жизненных ценностей, причём самое печальное, что жертва этой ломки искренне не замечает своей исковерканности.

Закономерности малой формы (а рассказ занимает меньше двух страниц) естественно обусловливают особую ёмкость двух способов изображения: художественной детали и речи персонажей. Именно в них реализуется комический и в то же время грустно-иронический пафос, казалось бы, предельно объективированного повествования. Обратимся к тексту.

Сущность персонажей, подчёркнутая в заголовке, юмористически сводится к одной черте их внешнего облика, мотивированной социальными условиями жизни, а ещё более – штампами «низкого» комического жанра: «толстый» для читателя XIX и первой половины XX вв., как правило, благополучен и богат, «тонкий» же если не беден, то испытывает несомненные материальные затруднения, стеснён в средствах. Интересно, кстати, что в настоящее время эта оппозиция заменилась на свою противоположность: если человек худощав и подтянут, значит, он имеет возможность следить за своей фигурой и здоровьем; полнота же, как правило, свидетельствует об однообразном и нездоровом питании и образе жизни.

Николаевская железная дорога соединяла Москву и Петербург, и подавляющее большинство её пассажиров относилось к служащему, «казённому» люду. Так уже первой крохотной деталью, конкретным наименованием железнодорожного пути, автор соответствующим образом настраивает ожидания читателя, окрашивая предстоящий конфликт в «служебные» тона.

Детали последующего описания «толстого» и «тонкого», сохраняя комическую окраску, увеличивают и углубляют социальную дистанцию между ними, превращаясь в символический параллелизм: «толстый» вкусно и жирно пообедал в ресторане, пахнет от него «хересом и флёрдоранжем» (дорого и солидно); «тонкий» же обвешан багажом, перекусывал явно в вагоне, и пахнет от него «ветчиной и кофейной гущей» (дёшево и обыденно). То, что жена и сын «тонкого» упомянуты после «чемоданов, узлов и картонок», усиливает печально-комический эффект.

Экспозиция завершена. После завязки (непосредственного момента узнавания, завершающегося знаменательной фразой «Оба были приятно ошеломлены») развивается основное действие рассказа – диалог, во время которого говорит в основном «тонкий».

Комический эффект повествования поддерживается торжественно-чрезмерной реакцией приятелей на встречу («…троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слёз»), необычно выспренним именем сына «тонкого» (Нафанаил; здесь слышится отголосок традиции Гоголя – блестящего выдумщика имён для своих персонажей; напомним хотя бы имена двух сыновей Манилова – Алкид и Фемистоклюс), преувеличенным почтением героя к своей «урождённой Ванценбах… лютеранке», а также упорным употреблением полного имени мальчика-гимназиста и повторяющимися однотипными описаниями его действий.

Диалог встретившихся приятелей распадается на две резко противоположные части: до кульминации рассказа и после. Естественная интонация первой половины разговора искренна и свободна, речь не стеснена никакими внутренними запретами, восклицания перемежаются вопросами и непринуждёнными воспоминаниями. Несколько настораживает читателя откровенное признание «тонкого», что в гимназии тот «любил ябедничать»; эта деталь косвенно говорит о его подобострастном отношении к начальству.

И вдруг катастрофа, кульминация рассказа – сообщение «толстого» о своём чине тайного советника. Напоминаем, что в царской России это был гражданский чин III класса и его обладатели занимали высшие государственные должности – например, товарища министра. Чин же «тонкого», коллежский асессор, относился к VIII классу; его обладатели обычно возглавляли низшие структурные части государственных учреждений, такие, как «стол». Орден св. Станислава относился к самым низшим государственным наградам, а «звёздами» именовали высшие ордена, такие, как св. Александра Невского или Андрея Первозванного. Таким образом, для читателя – современника Чехова сразу наглядно обнаруживалась социальная пропасть между приятелями.

Мощь впечатления, произведённого этой информацией на «тонкого», экономно передаётся рядом динамичных глаголов («побледнел, окаменел», лицо «искривилось» улыбкой, от глаз «посыпались искры»; при этом три глагола имеют одинаковую приставку «с»: «съёжился, сгорбился, сузился…»). Потрясён не только герой; «съёжился» багаж (который опять предшествует семейству), стал ещё длиннее подбородок жены, «вытянулся во фрунт» сын-гимназист.

Но самое смешное и грустное, как трансформируется речь «тонкого»: «ты» заменяется на «вы», «милый мой» – на «ваше превосходительство», неизвестно откуда появляется масса словесного мусора – и словоерсы, и всевозможные «можно сказать» и «некоторым образом», а также элементы «высокого штиля» –
«милостивое внимание», «живительная влага». Не менее разительна перемена синтаксиса: практически ни одно предложение не закончено – так и слышно, как прерывается от почтительности дыхание.

Эта прерывистость и спонтанность речевого потока играет очень важную роль, так как она говорит об искренности и самозабвении героя. По контрасту вспомним униженные и льстивые, но обдуманные и взвешенные реплики Молчалина из комедии А.С. Грибоедова; там за словоерсами скрывается совсем иной характер. В чеховском рассказе смешное (и страшное) впечатление производит именно неуправляемость и, так сказать, «натуральность» поведения «тонкого».

Весьма показательно, что «толстый» тайный советник никоим образом не провоцирует своего визави на такое самоуничижение. Он пытается прервать его излияния – и видит, что сделать этого не в состоянии. Остаётся попрощаться, скрывая подступившую тошноту.

Финал рассказа вновь насыщен глаголами, с лаконичным юмором изображающими меру потрясения «тонкого» и его семейства: он пожал «толстому» «три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец»; жена «улыбнулась», сын «шаркнул ногой и уронил фуражку». Последняя фраза «Все трое были приятно ошеломлены» перекликается с аналогичной фразой завязки; это заставляет читателя переосмыслить выражение «приятно ошеломлены» и почувствовать его второй, иронический, смысл.

4 / 5. 2

.