5
(5)
  1. Введение
  2. Детство и юность Северянина
  3. Первые стихотворения Северянина
  4. Ироничность стихотворений Северянина
  5. Первый поэтический сборник Северянина «Громокипящий кубок»
  6. Северянин во время первой мировой войны
  7. Особенности стихотворений Северянина
  8. Северянин в 20-30-е годы
  9. Позднее творчество Северянина
  10. Cмерть Cеверянина

 

1. Введение

Игорь Северянин — один из самых наименее исследованных поэтов серебряного века. К его творчеству многие годы относились отрицательно. В советском литературоведении сложился устойчивый, на многие десятилетия, миф о Северянине как о поэте весьма низкого эстетического уровня. А между тем И. Северянин — «поэт милостью Божьей», «истинный поэт», по выражению В. Брюсова. Без его творчества невозможно представить полную картину развития русской поэзии начала XX века.

2. Детство и юность Северянина

Игорь Васильевич Северянин (настоящая фамилия — Лотарёв) родился 4(16) мая 1887 года в Петербурге в потомственной дворянской семье. Мать его, дочь предводителя дворянства Щигровского уезда Курской губернии, Н. С. Шеншина — родственница Афанасия Фета, была начитанной женщиной, рано приобщившей сына к художественной литературе. Брак со штабс-капитаном Василием Лотаревым не принес ей счастья. В автобиографической поэме «Роса оранжевого часа» (1925) И. Северянин так писал об отце:

Великолепнейший лингвист,
И образован, и воспитан.
Он был умен, он был начитан.

Любивший развлечения отец мало уделял внимания семье. В 1896 году родители будущего поэта разошлись, и Василий Петрович увез мальчика к своим родственникам в Череповецкий уезд Новгородской губернии. Здесь Игорь Лотарев прожил около семи лет, учился в Череповецком реальном училище. В 1904 году он возвратился к матери в Гатчину, под Петербург. Но годы, проведенные в имении дяди, на берегу полноводной реки Суды, будут вспоминаться ему как одни из самых счастливых.

О Суда! Голубая Суда,
Ты внучка Волги! Дочь Шексны!
Как я хочу к тебе отсюда
В твои одебрянные сны!…-

так в конце жизни вспоминал поэт о своем детстве. Любовью к русскому северу был обусловлен выбор поэтом псевдонима — Северянин, ставшего затем фамилией.

3. Первые стихотворения Северянина

Писать И. Северянин начал еще в Череповце. Первые его стихи подражательны. В них мы находим надсоновское обращение к «усталому духом» собрату («Гатчинская мельница»), перекличку с поэзией народников («Что видели птицы»…) отголоски лирики А. К. Толстого («А знаешь край?»). Уже в юности Северянин определил круг своих литературных учителей. Это А. К. Толстой, А. М. Жемчужников и рано умершая, многократно воспетая им поэтесса конца XIX — начала XX века Мирра Лохвицкая (1869—1905), сестра Н. А. Тэффи.

Первый, кто приветствовал появление Северянина в литературе и оценил его незаурядный талант, был поэт Константин Фофанов (1862—1911). Встретились они 20 ноября 1907 года и быстро подружились, несмотря на большую разницу в возрасте. Критик журнала «Новое слово» А. Измайлов вспоминал: «Однажды Фофанов пришел в редакцию в сопровождении молодого, стройного, симпатичного человека, безбородого и безусого, держащегося со светской выправкой, скромно и спокойно.

Он был без кудрей до плеч, ничто не подчеркивало в его наружности поэта, в глазах светилась своя тихая душа, далекая от предмета случайного сейчас разговора.— Познакомьтесь: Игорь Северянин. Поэт очень талантливый, очень талантливый,— заговорил своей нервной, заикающейся скороговоркой Фофанов»1. К. Фофанов не являлся первоклассным поэтом, но Северянину была близка его поэзия лирическим отношением к природе, искренностью.

Дружба их длилась около четырех лет. Незадолго до смерти Фофанов написал такое стихотворение:
О Игорь, мой единственный,
Шатенный трубадур!
Люблю я твой таинственный,
Лирический ажур.

Северянин всю жизнь с благодарностью вспоминал своего старшего друга и наставника. К. Фофанову он посвятил около десяти стихотворений, названия которых говорят сами за себя: «В защиту Фофанова», «Великому современнику» (1909), «На мотив Фофанова», «На смерть Фофанова» (1911), «Поэзия Фофанова» (1913), «К шестидесятилетию смерти Фофанова» (1917). Он считал Фофанова «гениальным поэтом» и советовал читателям:
Возьмите Фофанова в руки И с ним идите в вешний сад. Томленье ваше, скуку, муки Его напевы исцелят.

В литературу И. Северянин входил трудно. Первое его стихотворение «Гибель Рюрика» было опубликовано во втором номере журнала «Досуг и дело» за 1905 год. Потом его долго не печатали. Стихи, которые он посылал в журналы, регулярно возвращались назад. Поэтому Северянин стал выпускать их отдельными брошюрками объемом от двух до двадцати четырех страниц. С 1904 по 1912 годы он издал таким образом 35 брошюр. Поэт рассылал их по различным редакциям, но откликов на них почти не было.

Тот же А. Измайлов свидетельствует: «…Через известные сроки в редакцию приходили маленькие тоненькие брошюрки стихов, иногда всего 8—10 страниц. Редактор брал их, метил, посыпал пеплом смешные, вычурные, нелепые стихи и, улыбаясь, вручал их соответственному сотруднику:«Игорь Северянин опять прислал стихов. Будет охота — отметьте…»

В конце 1909 года одна из таких брошюрок под названием «Интуитивные краски» попала в Ясную Поляну ко Льву Толстому. Ее привез туда писатель Иван Наживин. Толстой дал уничтожающую характеристику стихам Северянина. «Об этом,— вспоминал позже И. Северянин,— мгновенно всех оповестили московские газетчики… после чего всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала меня сразу известным на всю страну. С тех пор каждая моя новая брошюра тщательно комментировалась критикой на все лады, и с легкой руки Толстого меня стали бранить все, кому не лень».

Известность, пусть даже и скандальная, сыграла свою роль: стихотворения Северянина стали охотно печатать популярные журналы и газеты. Многих читателей привлекали необычные слова и персонажи («грезерки», «экс-цессерки», «адъюантессы», «лесофеи» и т. п.), яркая экспрессия создаваемых поэтом картин. Им нравилась изысканно-романтическая жизнь принцесс, королев и пажей, непохожая на окружающую обыденную реальность:

Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла — в башне замка Шопена,
И внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грбзово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.

(«Это было у моря»)

Читателей завораживал стиль подобных стихотворений, их плавная, задушевная мелодичность и напевность. В стихотворении «Ананасы в шампанском» молодой поэт обещал: «Я трагедию жизни претворю в грезофарс». И он это делал.

Другую часть читателей и многих критиков, напротив, шокировали подобные стихотворения, которые сам автор именовал «поэзами». Так сложилось устойчивое мнение о Северянине как о поэте дурного вкуса, потакающего низменным интересам «толпы».

Между тем, многие стихотворения поэта ироничны или же пародийны, созданы им для эпатажа малокультурной, но амбициозной обывательской публики. Едкой иронией насыщено, например, скандально нашумевшее стихотворение «Хабанера II»:

Вонзите штопор в упругость пробки,—
И взоры женщины не будут робки!…
Да, взоры женщин не будут робки,
И к знойной страсти завьются тропки…
Ловите женщин, теряйте мысли…
Счет поцелуям пойди, исчисли!-..
А к поцелуям финал причисли,—
И будет счастье в удобном смысле!…

Как пародия на расхожую рекламу звучит стихотворение «Мороженое из сирени!» Многих удивляли «Ананасы в шампанском», и не все понимали, сколь едко высмеивал поэт убогое подражание всему западному: «Весь я в чем-то норвежском!//Весь я в чем-то испанском!» Тонко ироничны стихотворения «Каретка куртизанки», «В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли…», «Клуб дам» и многие другие.

Ирония И. Северянина нередко перерастала в сатиру. Хорошо знавший его поэт и переводчик Г. Шенгели писал: «Игорь обладал самым демоническим умом, какой я только встречал, …и все его стихи — сплошное издевательство над всеми и всем, и над собой».

Сам поэт признавался в стихотворении «Рядовые люди»:
Я презираю спокойно, грустно, светло и строго
Людей бездарных: отсталых, плоских, темно упрямых…
Они так жалки, так примитивны и так бесцветны.

Таких людей он едко высмеивает в стихотворении «Диссона»:
Ваше Сиятельство, к тридцатилетнему — модному возрасту
Тело имеете универсальное… как барельеф…
Душу душистую, тщательно скрытую в шелковом шелесте,
Очень удобную для проституток и королев…

Как своего рода комментарий к этому и подобным произведениям звучит стихотворение «В блесткой тьме», где поэт прямо говорит о направленности своего творчества:
Каждая строчка—пощечина. Голос мой — сплошь издевательство.
Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс.
Я презираю вас пламенно, тусклые Ваши Сиятельства,
И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс!

Нередко поэт иронизировал и над собою, над собственными мечтами, грезами и иллюзиями об интересной, духовно насыщенной жизни, что тоже вызывало неодобрение критики. Северянин очень огорчался порою, что «Не расслышала (иль то — политика?)//Моей иронии глухая критика». Позднее, в стихотворении «Двусмыслен ная слава» он следующим образом определит суть своего творчества и отношение к нему критики:

Моя двусмысленная слава
Двусмысленна не потому,
Что я превознесен неправо.
Не по таланту своему,—
А потому, что явный вызов
Условностям — в моих стихах
И ряд изысканных сюрпризов
В капризничающих Словах.
Во мне выискивали пошлость.
Из виду упустив одно:
Ведь кто живописует площадь.
Тот пишет кистью площадной.
Пускай критический каноник
Меня не тянет в свой закон,—
Ведь я лирический ироник:
Ирония — вот мой канон.

4. Ироничность стихотворений Северянина

Поэт довольно точно определил основную черту своего раннего творчества: «лирический ироник». Ироничность — важнейшее качество поэзии И. Северянина. Вторая же ее черта — лиризм, для выражения которого поэт опять-таки нередко пользуется маской, скрывая за внешней экстравагантностью, бравадой и эпатажем глубокие чувства.

Уже в ранних его стихотворениях пробиваются и пушкинские, и некрасовские мотивы («…А знаешь край, где праздники убоги…»). Задолго до написания нашумевших, эпатажных, полных иронии стихов, молодой поэт, задумываясь о совестливости художника, написал стихотворение «Я не лгал», в котором с разным порядком слов трижды повторяется строка: «Я не лгал никогда, никому».

В ранней поэзии И. Северянина немало не только стихов иронических и сатирических, воссоздающих «удушающую пошлость жизни», но и лирических, и лирико-драматических. Многие из них покоряют своей безыскусной задушевностью («Ты ко мне не вернешься в тихом платье из ситца,//В платье радостно-жалком, как грошовый цветок»), непоказной добротой и милосердием «В парке плакала девочка://…У хорошенькой ласточки переломана лапочка»), христианской сострадательностью:

Весенней яблони, в нетающем снегу.
Без содрогания я видеть не могу:
Горбатой девушкой — прекрасной, но немой —
Трепещет дерево, туманя гений мой…

И полный нежности и ласковой тоски, Благоуханные целую лепестки.
Юный поэт в своих стихотворениях воспевает сложности и таинства любви:
Она на пальчиках привстала
И подарила губы мне.
Я целовал ее устало
В сырой осенней тишине.
И слезы капали беззвучно
В сырой осенней тишине.
Гас скучный день — и было скучно.
Как все, что только не во сне.

(«Маленькая элегия»)
Его волнует окружающая природа, для описания которой поэт находит немало свежих сопоставлений, красок и ассоциаций:

Выйди в сад… Как погода ясна!
Как застенчиво август увял!
Распустила коралл бузина,
И янтарный боярышник — вял.
Скоро осень окутает сном
Теплый садик, дождем оросив,
А пока еще — зелень вокруг,
И вверху безмятежная синь…
(Выйди в сад»)

Ритмически звучные, лиричные стихотворения Северянина наполнены искренней любовью к дорогим его сердцу российским просторам. Таково его стихотворение «Русская» (1910) с опоэтизированными автором приметами деревенского быта:

Хорошо гулять утрами по овсу,
Видеть птичку, лягушонка и осу,
Слушать сонного горлана-петуха,
Обменяться с дальним эхом: «ха-ха-ха!»
Пейзажная лирика Северянина приобретает подчас философскую направленность, выявляя его взгляды на смысл бытия:

Жить для меня — вдыхать сирень,
В крещенский снег стремиться к маю,
Благословляя новый день…
(«Стихи в ненастный день»)

Тема любви и тема природы нередко в стихотворениях поэта образуют единое целое, определяя радостное восприятие лирическим героем многообразия окружающего его мира. Олицетворением этого мира являются «весна» и «сирень» — два основных архетипа северянинской поэзии. Весна, которая пробуждает человека и природу к жизни, и сирень, которая выступает как самый яркий символ этого пробуждения.

5. Первый поэтический сборник Северянина «Громокипящий кубок»

В марте 1913 года вышел из печати первый поэтический сборник И. Северянина. Поэт назвал его словосочетанием из известного стихотворения Ф. И. Тютчева «Весенняя гроза» — «Громокипящий кубок», подчеркнув тем самым преемственность многих помещенных в нем стихотворений с классической традицией. Сборник был восторженно встречен читательской публикой и многими известными поэтами — представителями разных течений. К 1915 году «Громокипящий кубок» выдержал девять переизданий. Такого успеха до сих пор в России не имела ни одна поэтическая книга.

Большую роль в творческой судьбе Северянина сыграл в эти годы Ф. Сологуб. «В 1912 г. я познакомился с Федором Кузьмичем Сологубом, представившим меня петербургскому литературному миру на специальном вечере в своем салоне на Разъезжей,— вспоминал поэт.— Он написал мне восторженный триолет» («Восходит новая звезда») и не менее восторженное предисловие к моей первой книге — «Громокипящий кубок».

«Нечаянной радостью» назвал Ф. Сологуб появление книги И. Северянина. Поясняя свою мысль, он писал: «Когда возникает поэт, душа бывает взволнована… Я люблю стихи Игоря Северянина… Я люблю их за легкое, улыбчивое происхождение. Люблю их потому, что они рождены в недрах дерзающей, пламенной волею упоенной души поэта <…> Воля к свободному творчеству составляет ненарочную и неотъемлемую стихию души его, и поэтому явление его — воистину нечаянная радость в серой мгле северного дня».

Очарованный стихами молодого поэта, Сологуб проявил к нему отеческую заботу и пригласил в поездку по России — от Минска до Кутаиси. Путешествие это помогло И. Северянину глубже узнать жизнь страны и встретиться со своими читателями.

Как культурное событие расценил выход сборника Н. Гумилев. В статье «Письма о русской поэзии» он писал: «Игорь Северянин — действительно настоящий поэт… Что он поэт, доказывает богатство его ритмов, обилие образов, устойчивость композиции, свои, остро пережитые темы».

Любопытна также реакция на книгу Северянина Александра Блока, который вначале относился к стихотворениям автора «Громокипящего кубка» весьма прохладно. Прочитав сборник, Блок сделал в дневнике следующую запись: «Отказываюсь от многих своих слов, я преуменьшал его… Это — настоящий, свежий, детский талант».

И действительно, многие стихотворения сборника ярко, свежо и непосредственно передают радостную атмосферу весны, цветения, обновления мира:

Душа поет и рвется в поле
Я всех чужих зову на «ты»…
Какой простор! Какая воля!
Какие песни и цветы!
(«Осенний день»)

Одна из главных тем сборника — тема любви. Она раскрывается в ряде стихотворений, многие из которых стали романсами: «Не улетай!», «Соната в шторм», «Кензель» и др. В них рыцарское преклонение перед женской красотой и изяществом, поэтизация чувственной страсти. Поэт изображает любовное чувство не только мужчины, но и женщины («Ее монолог»), что говорит о нем, как о тонком знатоке женской души.

Женщина в ранней поэзии Северянина — воплощение изысканности, утонченности, экстравагантности. Для ее изображения поэт находит смелые, неожиданные метафоры и эпитеты, призванные подчеркнуть глубину чувств лирического героя:

Уста твои — чаруйные новеллы!
Душист их пыл, и всплески так смелы,
И так в жасмине трелят соловьи,
Что поцелуи ^вальсом из — «Мирэллы» — Скользят в крови.
На! одурмань! замучай! упои!
Испчель, изжаль кипящими устами!
Да взветрит над жасминными кустами
Царица Страсть бушующее пламя,
Пока в жасмине трелят соловьи!
(«Кензелъ IX»)

В стихотворении «В лимузине» (1910) ощущение элегантности и неотразимости юной дамы выражено словами: «Она вошла в моторный лимузин,//Эскизя страсть в корректном кавалере».
Выход сборника «Громокипящий кубок» сделал имя И. Северянина известным по всей России. Его стихи охотно печатают крупнейшие газеты и журналы; «поэзоконцерты», которые устраивал автор, ломились от восторженной публики, а портреты украшали и будуары светских дам, и скромные комнатки гимназисток. По свидетельству И. Бунина, Северянина «знали не только все гимназисты, студенты, курсистки, молодые офицеры, но даже многие приказчики, фельдшерицы, коммивояжеры, юнкера»9. Когда в феврале 1918 года в переполненном зале Политехнического музея состоялись выборы короля поэтов, им оказался Игорь Северянин. Второе место занял В. Маяковский, третье — К. Бальмонт. Относиться к этому факту слишком серьезно не следует (вкусы публики, как известно, капризны и изменчивы), но и не брать в расчет тоже нельзя.

Необычайной популярности поэта способствовало и то, что он сам читал свои стихи. Первые его публичные выступления состоялись в 1910 году, а затем начались поездки по стране. Где только ни выступал Северянин: в Петербурге, Москве, Харькове, Тифлисе, Одессе, Ростове-на-Дону, Курске, Твери, Саратове, Минске, Пскове… Его вечера собирали толпы поклонниц, которые забрасывали своего любимца цветами. «Я знаю гром рукоплесканий//Десятков русских городов»,—признается позднее поэт. По словам Б. Пастернака, Северянин «повелевал концертными залами и делал полные сборы с аншлагами».

Современники, видевшие и слышавшие его выступления, рассказывали, что он исполнял свои стихи подчеркнуто отстраненно, не вступая в контакт с публикой, читал распевно, так, что чтение превращалось в пение. Закончив выступление, Северянин быстро уходил со сцены, не удостаивая слушателей даже взглядом, несмотря на их восторги. Выступал поэт не всегда один: в 1913 году он вместе с В. Маяковским и Д. Бурлюком совершил турне по Крыму и участвовал с ними поэтических вечерах.

6. Северянин во время первой мировой войны

В годы первой мировой войны Северянин удалился душою в царство грез, в вымышленную им поэтическую «страну Миррэлию». Само название этой «страны» связано с именем Мирры Лохвицкой. Миррэлия для Северянина — это мир романтической мечты, красоты, куда он уходил от пошлостей жизни:

Миррэлия — светлое царство,
Край ландышей и лебедей.
Где нет ни больных, ни лекарства,
Где люди не вроде людей.
Миррэлия — вечная Пасха,
Где губы влекутся к губам.
Миррэлия —- дивная сказка,
Рассказанная мною вам.
(«Увертюра»)

Уход в романтическую «страну Миррэлию» не означал отстраненности поэта от жизни. Северянин продолжает писать о сложностях человеческих взаимоотношений, горестях и радостях мира. («Поэза о Гогланде», «Поэза о людях», «Это страшно», «Поэза страшной жизни» и др.).

В 1914—1916 годы выходит ряд новых поэтических сборников Северянина — «Златолира» (1914), «Ананасы в шампанском» (1915), «Поэзоантракт» (1915), «Тост безответный» (1916) и другие. В художественном отношении произведения, в них входящие, не ровны. Критика отмечала известную манерность, экстравагантность, поверхностную изысканность некоторых его произведений, надуманность метафор, эпитетов, типа: «грезы кларнета», «шампанский полонез» и др. Океан у него «плещется десертно,— совсем мускат — люнельно».
Конечно, для поддержания популярности Северянину поневоле приходилось некоторые произведения создавать на потребу публике. Подчас его стихотворения носят характер своеобразного лубка — сознательно наивного, но красочного, экзотично яркого, уводящего в мир мечты:

Вы оделись вечером кисейно
И в саду стоите у бассейна…
Корабли оякорили бухты:
Привезли тропические фрукты,
Привезли узорчатые ткани,
Привезли мечты об океане.
А когда придет бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет вам про гейзер…

Он расскажет о лазори Ганга,
О проказах злых орангутанга,
О циничном африканском танце,
И о вечном летуне — «Голландце».

Лубочность была в духе времени. Еще в большей степени, чем поэзии, она присуща тогдашней живописи: картинам Анри Руссо, Пиросмани, раннего Пикассо. Лубочность рождала праздничность, яркость, радостное настроение, и поэтому многие читатели и зрители приняли ее.

И все-таки не лубочность определяет главное в творчестве Игоря Северянина. Доминантой его поэзии являются стихи, покоряющие большим лирическим чувством и мастерством формы, что и было отмечено истинными ценителями художественного слова. В 1916 году с большой статьей о Северянине выступил В. Брюсов. Отметив известную неровность его творчества, он вместе с тем подчеркнул: «…Игорь Северянин — истинный поэт… Это — лирик, тонко воспринимающий природу и весь мир и умеющий несколькими характерными чертами заставить видеть то, что он рисует. Это — истинный поэт, глубоко переживающий жизнь и своими ритмами заставляющий читателя страдать и радоваться вместе с собой. Это — ироник, остро подмечающий вокруг себя смешное и низкое и клеймящий это в меткой сатире. Это — художник, которому открылись тайны стиха и который сознательно стремится усовершенствовать свой инструмент, «свою лиру», говоря по-старинному».

Действительно, лучшие произведения Северянина отличаются большой напевностью, музыкальностью и своеобразным лиризмом. Его стих тяготел к романсу и часто основывался на унаследованном от Бальмонта подхвате и повторении отдельных слов и целых фраз, составных и внутренних рифмах, ассонансах и аллитерациях:

Все гнезда в лопочущем хлопоте,
Все травы в брильянтовом трепете…
Удало в ладоши захлопайте,—
И к солнцу поднимутся лебеди!
(«Фантазия юсторга»)

7. Особенности стихотворений Северянина

Многие его стихотворения характеризуются не только широким звуковым диапазоном и ритмическим богатством, но и виртуозной образностью. Еще современников поэта восхищала живописность северянинских образов и картин: «бледнел померанцевый запад», «ночь баюкала вечер, уложив его в деревья», хромает ветхий месяц, как половина колеса», «морозом выпитые лужи», «день алосиз». Лимоннолистый лес//Драприт стволы в туманную тунику».  Ветер он может назвать «блестким», ландыши — «бело-нежными» и т. п.

Северянин удивлял своих читателей и слушателей обилием неологизмов, которые, несмотря на свою причудливость, (например, «сюрпризэтки», «грезерка») в основном не нарушали норм русского языка, а некоторые из них прижились в речи: «бездарь», «угрюмец» и др. Он любил составные слова, глаголы и существительные с приставками «без» и «о». Поэт охотно их придумывал и использовал в своем творчестве: «грезофарс», «плутоглазка», «златоструйный», «оэкранить», «отуфлить», «осо-ловьить», «безгрезье», «безнадежье» и т. п.
Но и к обычным словам поэт подбирал свежие эпитеты, что тоже придавало его произведениям привлекательность и элегантность: «на реке форелевой», «ты пришла в шоколадной шаплетке», «хвойные линии» и т. п. И. Северянин первым среди поэтов использовал в стихах новые слова и понятия, обозначавшие реалии XX века: «синематограф», «мотоциклет», «авто», «дирижабль», «экспресс», «аэроплан» и др.

Проявил себя Северянин как незаурядный художник-экспериментатор и в области формы стиха. Им было изобретено десять строфических форм: миньонет, дизель, квадрат квадратов и др. Об оригинальности и виртуозности созданных Северяниным поэтических форм может свидетельствовать стихотворение «Квадрат квадратов», в котором слова первой строки первого четверостишия повторяются в первой же строке второго, третьего и четвертого четверостиший, но в другом порядке. То же происходит со второй, третьей и четвертой строчками:

Никогда ни о чем не хочу говорить…
О, поверь! — я устал, я совсем изнемог-
Был года палачом — палачу не парить…
Точно зверь заплутал меж поэм и тревог…
Ни о чем никогда говорить не хочу…
Я устал… О, поверь! Изнемог я совсем…
Палачом был года — не парить палачу…
Заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм…

Он актуализировал в русской поэзии такой вид стиха как кензель (стихотворение из трех пятистиший).
В то время, как футуристы стремились к зауми, Северянин выступал как поэт изысканной общедоступности, хотя, как уже было сказано, ему в формо- и словотворчестве тоже порой не хватало художественного вкуса и чутья: ранняя муза поэта металась между двумя крайностями — текущей модой и стремлением к высокой гармонии.
Поэт весьма скептически отнесся к Октябрьской революции, не приемля кровопролития, жестокости, разрушений ни с той, ни с другой стороны:

Сегодня «красные», а завтра «белые» —
Ах, не материи! Ах, не цветы!
Людишки гнусные и озверелые,
Мне надоевшие до тошноты…
(«Крашешк»)

8. Северянин в 20-30-е годы

В начале 1918 года Игорь Северянин вместе с больной матерью переехал на жительство в эстонский поселок Тойла. В ферале 1920 г. Эстония объявила себя самостоятельной республикой, и поэт оказался за рубежами родины, что стало для него до конца жизни подлинной трагедией.
В декабре 1921 года Северянин женился на поэтессе и переводчице Фелиссе Круут, с которой они прожили вместе 15 лет. Круут Северянин посвятил свои лучшие стихи о любви: «Отличной от других», «Что за счастье», «Увертюра» и др.

Стихи Северянина 20—30-х годов наполнены острой тоской по родине. Он любил и Россию, и Эстонию. Но его не признавали ни в буржуазной Эстонии, ни в революционной России. Это терзало его душу. В стихотворении «Утомленный душой» (1919) Северянин пишет:

Мое одиночество полно безнадежности,
Не может быть выхода душе из него,
Томлюсь ожиданием несбыточной нежности,
Люблю подсознательно — не знаю кого.
В пору братоубийственного истребления Северянин возвышает свой голос в защиту человека, его жизни:
Жизнь человека одного —
Дороже и прекрасней мира,—
восклицает он в стихотворении 1917 года «Баллада XVI».

Приходит новый век, «жестокий и сухой», рациональный. Люди живут без стихов и не чувствуют в них необходимости. Более того, всеобщая злоба сделала заложниками всех. Все друг на друга: с Севера, с Юга, Друг и подруга — все против всех! — пишет он в стихотворении с характерным названием «Люди ли вы?». Поэт-гуманист призывает к взаимопониманию, к милосердию, к любви:

Жалейте каждого больного

Всем сердцем, всей своей душой,
И не считайте за чужого,
Какой бы ни был он чужой.
Пусть к вам потянется калека.
Как к доброй матери — дитя;
Пусть в человеке человека
Увидит, сердцем к вам летя.
И обнадежив безнадежность,
Все возлюбя и все простив,
Такую проявите нежность,
Чтоб умирающий стал жив!
(«Поэза сострадания»)

Любовь для поэта — сильнейшее из чувств, делающая человека человеком, открывающая ему подлинные радости жизни, путь к светлым идеалам добра и красоты.

Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что эта отрада — в любви…—
пишет он в стихотворении «Все они говорят об одном» (1927), посвященном композитору С. В. Рахманинову.

Возможность достижения этих идеалов поэт видел не в социальной борьбе, а в вере. Путь Северянина к православию был нелегким: лишь в конце 20-х годов в творчестве поэта появляются произведения, в которых звучат религиозные мотивы:
Не устыдись, склонив свои колени,
Благодарить в восторге небеса,
Что зришь еще один расцвет сирени
И слышишь птиц весенних голоса,—

призывает он своих современников в стихотворении «Не устыдись…» Подобными мыслями и настроениями окрашены его стихотворения «Второе пришествие», «На монастырском закате», «Молитва», «На колокола», «Земное небо» и другие.

В 20—30-е годы существенно меняется стиль поэзии И. Северянина. Словообразовательные экстравагантности практически полностью исчезают из его стихотворений, уступая место классической простоте и ясности. Свое поэтическое кредо Северянин выразил в следующих словах:

Величье мира — в самом малом.
Величье песни — в простоте.
Душа того не понимала,
Не распятая на кресте.
(«Возрождение»)

Основная тематика его творчества этих лет — человек и природа, тема любви, воспоминания о прошлом, раздумья над собственной судьбой. Особое место в его поэзии занимает тема утраченной Родины. «Нет я не беженец и я не эмигрант//Тебе, родительница, русский мой талант,//И вся душа, вся мысль моя верна//Тебе, на жизнь меня обрекшая страна»,— писал Северянин в 1939 году. По воспоминаниям дочери поэта В. И. Анисимовой, Северянин однажды вместе с Ф. Раскольниковым, тогдашним полпредом СССР в Эстонии, отправились к советской границе и> блуждая, оказались в каком-то ее участке на территории СССР. Вернувшись домой, поэт принес с собою горсть русской земли, которую до конца дней хранил как дорогой талисман». Его стихотворения проникнуты тоской по России и надеждой на возвращение в родные края:

Я мечтаю, что Небо от бед
Избавленье даст русскому краю,
Оттого, что я — русский поэт,
Оттого я — по-русски мечтаю.

Произведения Северянина дышат верой в близкое воскресение любимой страны, которая уже не раз, казалось, умирала, но все же «возрождалась вновь»:
Когда народ смолкал сурово и, осиротелый, слеп от слез, Божьей волей воскресала снова,— Как весна, Как Солнце, как Христос,— пишет он о России в стихотворении «Предвоскресье». Источник возрождения России поэт видит не в западной цивилизации, а во внутренней духовной силе народа («Стихи о Москве», «Колыбель культуры новой»). Северянин всегда ощущал себя продолжателем традиций русской классики.

Предметом особой гордости поэта было то, «что в жилах северного барда//Струится кровь Карамзина». Он действительно был дальним родственником Н. М. Карамзина по материнской линии и заявлял о себе как о поэте-историке. Это заявление, на первый взгляд, парадоксально, и его легко расценить как очередной эпатаж, ибо, по строгому счету, историзма, как мировоззренческого принципа, его творчество практически не содержит.

«Историзм» И. Северянина состоит в другом — в прямом и открытом автобиографизме многих его произведений. Пожалуй, ни у кого из русских поэтов не проявились так ярко черты автобиографизма, как в творчестве Северянина. Помимо стихотворений, многие из которых насыщены штрихами его биографии, поэт в 20-е годы создает уникальную жанровую форму — лирические стихотворные мемуары. Это поэмы «Падучая стремнина» (1922), «Роса оранжевого часа» (1923) и автобиографические романы «Колокола собора чувств», «Рояль Леандра» <1923), повествующие «о времени и о себе», о детстве, юности, жизненном и творческом пути поэта.

Жизнь Северянина в Эстонии была сопряжена с большими материальными трудностями. В письме к болгарскому литератору С. Чукалову он писал: «Мы уже вторую неделю питаемся картофелем с крупной, кристалликами, солью… Вокруг звереющий буржуазный мир и убивающее душу равнодушие»1 . Отвратительное «мурло» этого мира поэт клеймит в своих стихах:

Чем эти самые живут.
Что вот на паре ног проходят?
Пьют и едят, едят и пьют —
И в этом жизни смысл находят…
«Живут себе»… И имя Блок
Для ник, погрязших в мерзком блуде,—
Бессмысленный, нелепый слог…

Чтобы как-то поправить свое материальное положение, поэт совершает ряд гастрольных поездок за границу. Он побывал в Варшаве, Софии, Белграде, Берлине, Париже. И везде его публичные выступления пользовались неизменным успехом. Надежда Тэффи так писала о его выступлении в Париже 12 февраля 1931 года: «Это был удивительный вечер! Чудесный! И чудо его было в том, что пришли люди, собрались в зале, сколько он вместить мог, на эстраде стоял поэт.Поэт говорил о нежной любви, о рыбачьей лодке, о девушке с русой косой, об окунях и форелях.

Публика пришла послушать вычурные поэмы о ликерах, шелках и принцессах, потому что поэт — Игорь Северянин, и первые строфы его новых стихов как-то удивили.
Потом перестали удивляться и ушли вслед за ним к далекому морю, к тихой, бедной и ласковой жизни. В антракте говорили:
— А ведь он гораздо лучше прежнего!
— Потому что он прост.

— Потому что он нежен.
— Потому что он глубок.
Были взволнованные лица и омытые ясной мечтой глаза…».
Несмотря на материальные трудности, Северянин в 20-х и начале 30-х годов много писал и выступал как переводчик. Он познакомил русского читателя с эстонскими поэтами, создав антологию эстонской поэзии за сто лет, с 1803 по 1903 год.

9. Позднее творчество Северянина

Важнейшими в позднем творчестве поэта стали сборники стихотворений «Классические розы» и «Медальоны». В первом из них, помимо темы родины, большое место занимает тема любви. Весь любовный цикл этого сборника, состоящий из 22-х стихотворений, повествует о «женщине с певучими глазами» — Фелиссе Круут. «Ты совсем не похожа на женщин других,//Потому мне и стала женою»,— таков лейтмотив этого цикла. Цикл о Круут можно поставить в один ряд с любовной лирикой Данте и Петрарки, с «денисьевским циклом» Ф. Тютчева, со «Стихами о Прекрасной Даме», циклами «Фаина» и «Кармен» А. Блока.
Состоящий из ста произведений сборник сонетов «Медальоны» посвящен деятелям культуры разных стран и времен: русским писателям-классикам Пушкину, Некрасову, Лескову и др.; западноевропейским мастерам культуры Байрону, Бетховену, Шекспиру, Мопассану и др.; писателям-современникам Горькому, Маяковскому, Шмелеву, Куприну, Есенину, Ахматовой и др.
Обыгрывая биографические моменты, особенности творческой манеры, названия произведений, их отдельные строки, Северянин любовно воссоздает облик того или иного героя своих произведений, деятеля культуры.

Особую группу составляют «медальоны», персонажами которых стали оппоненты и недруги Северянина. В них вновь блестяще проявил себя сарказм поэта, отмеченный, однако, субъективностью оценок. Так, Г. Иванова он называет «столичным пшютом», а о Пастернаке говорит следующим образом: «Когда в поэты тщится Пастернак,// Разумничает Недоразуменье».

Предметно-смысловая сторона «медальонов» — лирические образы деятелей культуры — взаимосвязана с экспрессивным пафосом, выражающим отношения автора к своим героям. Особенностью этой связи является соединение в каждом произведении с помощью образных язы ковых средств нескольких поэтических миров: внутреннего и художественного миров героя сонета, объективной действительности, т. е. культурного контекста времени, в котором действует персонаж, и мира автора, который предстает и как поэт, и как поклонник, либо как отрицатель творчества того или иного деятеля искусства.

Так, в сонете «Дюма» первая часть его изображает мир автора-читателя («Дни детства. Новгородская зима//Листы томов, янтарные, как листья»), а во второй воссоздан мир персонажей Дюма («Захватывающая кутерьма//Трех мушкетеров, участь Монте-Кристья»), который взаимодействует с миром автора-читателя и в воображении которого черты героев Дюма переносятся на их создателя («Ты — рыцарство, ты — доблесть бескорыстья,//Блистательнейший Александр Дюма…»). Подобным образом строятся и другие «медальоны», что придает им живость.и изящество.

Характерная черта «Медальонов» — четкость и афористичность мысли. Поэт широко прибегает к неологизмам, инверсии, стремясь подчинить развитие поэтической мысли строгим рамкам жанра. Характеристики деятелей искусства в сонетах Северянина ярки и впечатляющи. Есенин у него — «благочестивый русский хулиган», М. Кузьмин — «бледный Божий брат», Мопассан — «трагичный юморист// Лукавый гуманист, гуманный ловелас», А. Ахматова — «послушница обители Любви».

Есть в сборнике «Медальоны» и сонет, посвященный самому Северянину. В нем вновь предпринята попытка открыть себя читателям, изменить создавшееся о нем мнение:
Он тем хорош, что он совсем не то. Что думает о нем толпа пустая. Эти слова можно с полным правом поставить в качестве эпиграфа ко всему творчеству поэта.

В 30-е годы Северянин много и долго болел. Но в мыслях своих он всегда был в России и с Россией.

За годом год. И с каждым годом
Все неотступней, все сильней
Влечет к себе меня природа
Великой родины моей,—

писал он в стихотворении 1936 года «За Днепр обидно».

10. Смерть Северянина

В 1935 году Северянин расходится с Круут. Но новая женитьба не принесла поэту душевного успокоения.

Напротив, он терзается сознанием совершенной ошибки, пробует все исправить, но тщетно. Неудачи постигают его и на поэтическом поприще: книги его выходят малыми тиражами, практически не приносят средств к существованию. Он вынужден ходить по дачам и продавать рыбу и книги своих стихов с автографом. Резко ухудшается здоровье поэта. 22 декабря 1941 года, в первый, тяжелейший год войны, И. Северянин умер в оккупированном Таллинне.

Когда-то, в 1925 году, подхватывая и по-своему переиначивая мотивы известных стихотворений А. Мятлева и И. Тургенева, Северянин писал:
…Как хороши, как свежи будут розы.
Моей страной мне брошенные в гроб.

Страна, увы, не бросила розы в гроб Северянина. В последний путь его провожали всего несколько человек. Он умер почти забытым. И только сейчас его поэзия по праву возвращается к нам, ибо Игорь Северянин не только заслужил, но выстрадал теперь уже не «двусмысленную», а добрую славу и память.

5 / 5. 5

.