Работа над языком художественно-исторического произведения ставит перед автором двойную задачу: с одной стороны, сохранить и передать речевой колорит отдаленной исторической эпохи, с другой — сделать язык произведения близким и понятным читателю. От искусного выполнения этой сложной задачи и зависит реализм, то есть психологическая правда языка произведения. Пушкин гениально решил в трагедии «Борис Годунов» задачу воссоздания языка исторической эпохи. Язык трагедии — это русский язык XVI- XVII столетий. Дух давно минувшей эпохи чувствуется уже в первых словах: «Наряжены мы вместе город ведать». Образцом торжественной церковной речи эпохи может служить благословение Пименом Григория: «Благослови Господь тебя и днесь и присна и вовеки». Старинные слова и обороты слышатся в речах и Патриарха, и Бориса Годунова, и Шуйского, и Григория, и других персонажей. Однако Пушкин вводит архаизмы в язык трагедии очень осторожно, соблюдая чувство высокой художественной меры. Вторая стихия языка трагедии — это стихия разговорного народного языка. Самозванец говорит, что ему мочи нет сражаться с женщиной, и просит Марину вымолвить слово любви; Борис говорит вечор вместо вечером; Шуйский называет слухи о Самозванце баснями, рассказывает, что он наехал на свежие следы. Подлинные красоты народного языка слышатся в задушевной речи Ксении: «Милый мой жених, прекрасный королевич, не мне ты достался, не своей невесте — а темной могилке на чужой сторонке. Никогда не утешусь, вечно по тебе буду плакать…»
Яркий отпечаток простонародности носит речь Варлаама: «Эй, товарищ, да ты к хозяйке присуседился! Знать, не нужна тебе водка, а нужна молодка, дело, брат, дело! У всякого свой обычай; а у нас с отцом Мисаилом одна заботушка: пьем до донушка, выпьем, поворотим и в донушко поколотим». Обычным разговорным языком говорит в трагедии и народная масса. В языке трагедии мы видим, таким образом, синтез двух элементов: старинного книжного языка и живой народной речи. Благодаря этому мы ощущаем в нем колорит давно минувшей эпохи и в то же время воспринимаем его как язык, вполне понятный для наших дней. Реалистическому воспроизведению духа и быта эпохи способствует и индивидуализация языка героев трагедии. Действующие лица говорят языком, соответствующим их социальному положению и душевному складу. Так, речь царя Бориса отличается торжественностью и важностью, язык Самозванца — живостью и эмоциональностью и в то же время некоторой литературностью. Замечательно гармонируют с образом мудрого летописца монологи Пимена. Стих трагедии — пятистопный ямб, без рифмы (так называемый белый стих). В тех случаях, когда торжественность пятистопного ямба могла дисгармонировать с содержанием и тоном разговоров действующих лиц, Пушкин обращается к прозаической речи.
А. Зерчанинов, Н. Колокольцев, В. Литвинов
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.