Поэт серебряного века и революция 1917г. (по творчеству Гумилёва)
Щедрый на таланты серебряный век начал свой ход приблизительно с 1880 г., когда Федор Достоевский произнес речь в честь Александра Пушкина. Конец этой литературной эпохи ознаменован речью Александра Блока о том же поэте, состоявшейся в1921 г. Очевиден вопрос: отчего же “век” так короток? И есть ли причинная связь между “преступлением”— революцией и “наказанием” — скорой “кончиной” “серебряного века”?
Творческий путь, жизнь Николая Степановича Гумилева произошли как раз в это время и стали наиболее полным ответом на поставленные вопросы.
Николай Гумилев родился 3-го апреля 1886 года. На дворе в эту ночь была сильная буря, и, по семейным преданиям, старая нянька предсказала: “у Коленьки будет бурная жизнь”.
Учиться Коля начал рано и первоначальное обучение получил дома, в старинной дворянской семье. В семь лет еже читал и писал, а с восьми стал сочинять стихи. В своей ранней любви к чтению он признался в стихотворении “Читатель книг”:
Читатель книг, и я хотел найти
Мой тихий рай в покорности сознанья.
Я их любил, те странные пути,
Где нет надежд и нет воспоминанья.
Чтение книг метафорически уподобляется поэтом “путешествию”. С детских лет у Николая Гумилева и появилась удивительная тяга к странствиям. Он стремится в дальние страны, где еще не ступала нога европейца. Для этой цели он тренировался: много плавал, нырял и стрелял.
В1903 г. Коля поступил в Царскосельскую классическую гимназию, где хорошо учился только по словесности, а по другим предметам — плохо.
После окончания Царскосельской гимназии Николай Степанович поехал в Париж и поступил в Сорбонну. Здесь он слушал лекции по французской литературе, но больше всего занимался своим любимым творчеством. Скоро Париж ему наскучил, и его потянула Африка с ее неисследованными местностями.
… непроглядная темень
Только река от луны блестит,
А за рекой неизвестное племя,
Зажигая костры — шумит.
Возвращаясь из таких экстравагантных путешествий, Гумилев привозил в столицу массу стихов, и впечатлений, которыми всегда живо делился с близкими.
Леопардовая шуба, в которой поэт ходил по Петербургу зимой была изготовлена из шкур двух леопардов, один из которых был убит им самим, а другой туземцами. В ней он обычно шествовал не по тротуару, а по мостовой, и всегда с папиросой в зубах. На вопрос, почему он не ходит по тротуару, Николай отвечал, что его распахнутая шуба “на мостовой никому не мешает”.
Академия наук была заинтересована в исследовательских работах путешественника, и поэтому Гумилев снарядит еще с десяток таких экспедиций. Он побывает в Африке, Индии, Китае, Греции, Испании, Италии…
“Поэт-конквистадор” при всем своем пристрастии к “странничеству” — и “внешнему”, и “внутреннему”, духовному — утверждал прежние, истинные “ценности” в изменившемся мире. Да, на какое-то краткое время он “шатнулся” от церкви, поддавшись декадентским поискам “красоты”, но очень скоро увидел, что христианство, православие не статичные и мертвые институты. Что они, на самом деле, обладают живой динамической духовной полнотой и вполне могут служить базой для художника; художника и православного христианина.
Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут ясны
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
Вероятно, именно это и обусловило такую исключительную живучесть гумилевских произведений в читательских кругах. Даже беспрецедентное “ТАБУ”, наложенное на его имя, не смогло противостоять массовому интересу “его читателей” к творчеству поэта:
Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца,
Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать, что надо.
В1911 г. возникает лит. кружок “Цех поэтов”, ежемесячный журнал “Гиперборей”. “Цех…” В 1912 формулирует новое поэтическое течение — акмеизм. Под знаком северного ветра — гиперборея — объединились Сергей Городецкий, Михаил Кузьмин, Михаил Зенкевич, Георгий Иванов и Николай Гумилев (лидер течения).
Второе (мало прижившееся) название — адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь). Термин — от греч. “Акмэ” — ясность, зрелость, расцвет.
Особенности акмеизма — это, во-первых, земная тематика, во-вторых, стремление к экзотике, в-третьих, принятие мира как он есть, то есть мужественный оптимизм, в-четвертых, ясность и логичность изложения, и, в-пятых, точность словоупотребления.
Возник акмеизм как противовес символизму, по сути — на его “обломках”. Там, где символисты стремились к завуалированности, туманности, акмеисты требовали точности.
Гумилев требовал абсолютной ясности и точности в малейших деталях. Он утверждал, что новое направление требует от поэта “большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом”. Один из важнейших для символизма вопросов — взаимоотношения между жизнью и смертью, поиск непознаваемого — не привлекает Гумилева. “Мы презираем трусливое загадывание — что будет дальше…”.
Наступил 1914 год — началась война с Германией. Николай Гумилев из-за глаз не был призван, но сам он никак не мог оставаться в тылу. Имея “белый билет”. Гумилев записывается в полк и отправляется на фронт, где он отведал войны.
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко красный мед.
Николай Степанович не был ни ранен, ни контужен, и за свою безумную смелость был дважды награжден георгиевским крестом и направлен во Францию для успокоения наших солдат, бывших там с начала войны.
Итак, георгиевский кавалер встретил сообщение об октябрьском перевороте в Париже, куда был командирован Временным правительством в русский экспедиционный корпус. Важно подчеркнуть, что, как и большинство офицеров русской армии, он оценивал большевистское движение как анархическое и гибельное для России. Словом, он был за законную власть.
В1918 г. Гумилев стремится на родину для того, чтобы быть причастным к совершающимся трагическим событиям истории. И как поэт, и как гражданин.
Ныне широко известны и не требуют комментариев слова Марины Цветаевой о “двойном уроке”, который Гумилев преподнес современникам: “поэтам — как писать стихи, историкам — как писать историю”. Среди ранних “историософских” произведений Гумилева особенно выделяется “Манлий”. Здесь описывается исторический сюжет из жизни Рима кануна гражданской войны, с одной стороны. А с другой — ведь это Россия 1917 года:
Манлий сброшен! Почему же
Шум на улицах растет,
Как жена, утратив мужа,
Мести требует народ.
Семь холмов как звери хмуры
И в смущении стоим
Мы, сенаторы, авгуры,
Чьи отцы воздвигли Рим.
Он оказывается на той грани уничтожения, балансируя на которой особенно остро можно ощутить ход времени и цену жизни.
Восприятие революции и последующего развития отечественной истории ярко передает стихотворение Гумилева “Заблудившийся трамвай” (из сборника “Огненный столп”). Густой, зловещий трагический колорит нагнетается в нем с самого начала, чувство обреченности, гибельности начатого исторического пути пронизывает стихотворение до самого конца. Особенно трагичен дважды повторяемый рефрен:
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.
Возвращение поэта в пореволюционную Россию было таково, что он не узнал своего Петербурга-Петрограда. Это был мертвый город, несущий смерть всему живому:
Вывеска… Кровью налитые буквы
Гласят — зеленная, — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
Революция набирала ход. Она была представлена тривиальным городским трамваем, в котором что-то сломалось. Теперь революция не знала куда ее несет, в чем ее смысл и цель. “Горе! Горе! Страх, петля и яма!..” Никто не властен над ее путем: ни “вагоновожатые”, ни тем более “пассажиры” — “трамвай” заблудился во времени и пространстве.
Это стихотворение положило начало поэтической традиции в русской литературе советской эпохи, воссоздающей символ роковой силы. Таким предстает трамвай у М. Булгакова в романе “Мастер и Маргарита”: он несет смерть Берлиозу, предсказанную Воландом. В романе Бориса Пастернака “Доктор Живаго” герой умирает в тот момент, когда ему удается вырваться из злополучного трамвайного вагона. Платоновский “усомнившийся” Макар едет в переполненном трамвае в “самый центр государства”, где строится “вечный дом из железа, бетона, стали и светлого стекла”, пока не попадает в конце концов в “безумный дом”, где в дальнейшем ему предстоит “бороться за ленинское общебедняцкое дело”.
Но, может быть, больше всего зловещих ассоциаций возникает с образом трамвая у Мандельштама:
Мы с тобою поедем на “А” и на “Б”
Посмотреть, кто скорее умрет…
Здесь все ходит по замкнутому московскому кольцу, и безысходность такого маршрута чуть ли не страшнее, чем у Гумилева.
Если судить по программному стихотворению, то приходит мысль: поэт знал, что возвращается в Советскую Россию, чтобы погибнуть, разделив с родиной ее бедствия и страдания.
Ритм лермонтовского “Мцыри” слышен во многих его произведениях, так как Гумилев — поэт-одиночка, поэт-индивидуалист.
Замечательны по своему два последних стихотворения Гумилева: одно датируется июлем1921 г., другое — августом. Первое уносит автора и его читателей на далекую, выдуманную Венеру:
На далекой звезде Венере
Солнце пламенней и золотистей,
На Венере, ах, на Венере
У деревьев синие листья.
Венера — это мечта об иной, не осуществимой на Земле жизни, более свободной, счастливой:
Всюду вольные, звонкие воды,
Реки, гейзеры, водопады
Распевают в полдень песнь свободы,
Ночью пламенеют, как лампады.
Венера у Гумилева — это образ Рая, неземной антимир, сотканный из явлений и чувств, невозможный на Земле, исключающий страдания, насилие, обиды, порабощение, тревогу.
Даже смерть не страшна на Венере, а приятна, желанна, одухотворенна:
На Венере, ах, на Венере
Нету смерти, терпкой и душной
Если умирают на Венере,
Превращаются в пар воздушный.
Другое стихотворение было написано не то за день, не то за два до ареста; в нем нет намека на политику или социальную действительность. Из стихотворений неясно, к кому оно обращено — то ли к Музе, поэзии, то ли к женщине, возлюбленной, то ли к древней античной богине…
Ясно одно: оно целиком о любви. Явление мистической возлюбленной просто средоточие всего:
А все океаны, все горы,
Архангелы, люди, цветы —
Они в хрустале отразились
Прозрачных девичьих глаз.
Хрусталь глаз возлюбленной — образ земного шара, хрупкой и недостижимой гармонии бытия.
“Дело Таганцева” (речь идет о В. Н. Таганцеве, сыне знаменитого юриста), по замыслу его организаторов, должно было стать акцией устрашения всей творческой интеллигенции. Машина ВЧК работала безотказно: для попавшего в ее зубчатые колеса существовал ничтожно малый шанс выйти целым и невредимым. Собственно, даже было не существенно, кем был тот, кто в ней оказался: поэт или офицер, профессор или диверсант, дворянин или крестьянин. Среди обвиняемых в создании “боевой Петроградской контрреволюционной организации” были крупный химик-технолог М. М. Тихвинский, другой известный химик Горбов (в прошлом ассистент Д. И. Менделеева и ученик Вернадского), профессор Н. И. Лазаревский, крупный юрист, проректор Петроградского университета, а еще 16 женщин (преимущественно жены осужденных). Тринадцатым в списке шел Гумилев Николай Степанович. Обвинен в составлении прокламаций контрреволюционного содержания…”
24 августа был вынесен смертный приговор Н. Гумилеву и еще 60 обвиняемым, а ночью 25 августа1921 г. он вместе с другими участниками “таганцевского дела” был расстрелян на окраине Петербурга-Петрограда (по другим источникам — в пригороде Бенгардовке).
Но судьба поэта была больше чем личная, поэтическая и человеческая трагедия: это апробировалась модель отношения власти, опирающейся на репрессивно-карательный аппарат, с художниками, с литературой и искусством, с культурой в целом.
Главный жизненный принцип, который исповедовал лирик в жизни и поэзии был: “всегда линия наибольшего сопротивления”.
Всю жизнь он посвятил одной мечте — заставить мир “вспомнить” то, о чем никогда не забывал он сам: божественное значение поэзии.
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.