Основные темы и мотивы романа «Преступление и наказание»

В границах романа «Преступление и наказание» с щедростью и всеобъемлющим размахом Достоевский развернул исключительное богатство социальных характеров и показал сверху донизу целое общество в его чиновниках, помещиках, студентах, ростовщиках, стряпчих, следователях, врачах, мещанах, ремесленниках, священниках, кабатчиках, сводницах, полицейских и каторжниках. Это целый мир сословных и профессиональных типов, закономерно включенный в историю одного идеологического убийства.

Широта охвата здесь сказалась и в четкой постановке основных тем Достоевского, как бы выходящих за пределы данного произведения и
господствующих во всем творчестве романиста. В «Преступлении и наказании» получают развитие мотивы его предшествующих произведений, и отчетливо выступают идеи и образы позднейших больших романов.

Тема «бедных людей», растоптанных ростков большого города, определившая раннее творчество Достоевского, достигает высшей степени художественной выразительности в изображении семьи Мармеладовых.

Подлинность трагизма здесь неизмеримо превосходит фигуры Девушкиных и Прохарчиных и в целом достигает такой художественной высоты, до которой уже не поднимаются образы семьи Снегиревых в «Братьях Карамазовых», где огромный опыт великого художника не может заменить непосредственного творческого драматизма образов Сони, Катерины Ивановны и «чиновника с бутылкой».

Одновременно и острый психиатрический интерес автора «Двойника» и «Хозяйки» к болезненным явлениям раздвоения личности, различных маний и гипноза развертывается в романе в патологические картины исключительной художественной впечатляемости и глубокого научного значения. Но и господствующая тема преступления, убийства, крови и неизбежно сопутствующее ей возмездие, «отомщение» наказания подготовлены предшествующими произведениями Достоевского.

Эти страницы романа преимущественно питаются огромным опытом «Записок из мертвого дома», в которых собран богатейший материал по психологии преступника и практике убийства и где даны бессмертные зарисовки острога, звучащие глубоким лейтмотивом в историях Раскольникова и Свилригаипова.

Наконец, непосредственным введением к «Преступлению и наказанию» являются написанные как раз перед этим романом «Записки из подполья». Они произвели сильное впечатление на Аполлона Григорьева, признавшего, что именно в этом произведении художник нашел
свою манеру. «Ты в этом роде и пиши» — таков был завет умиравшего критика своему другу-романисту. Достоевский последовал этому совету. «Преступление и наказание» — углубленное развитие «Записок из подполья».

Раскольников, как и подпольный человек, отъединяется от мира для вольной критики его незыблемых законов, согласно своему свободному хотению, и в этой оторванности от людей, умственно измученный и душевно истощенный, он обращается за спасением к девушке с улицы, от которой получает в ответ на свои моральные пытки великий дар сочувствия и сострадания.

В целом ряде основных моментов «Преступление и наказание» являет дальнейшее развитие «Записок из подполья», осложненных трагедией убийства и всем комплексом связанных с нею психологических и моральных проблем.

Но, широко вбирая в себя основные мотивы «молодого Достоевского», роман «Преступление и наказание» возвещает и последующие этапы его творческой мысли.

Так, например, проблема власти и денег заново ставится «Подростком». Одновременно история Раскольникова устанавливает новую, последнюю «гениальную» манеру Достоевского, развертывающего отныне серию больших философских композиций в форме увлекательного уголовного романа. Сам Раскольников — первый у Достоевского тип «философа-преступника», получивший впоследствии новые варианты этого образа.

Наконец, сон Раскольникова, как бы развертывая одну из мыслей «Записок из подполья», является узлом мотивов, получающих господствующее звучание в «Бесах», «Кроткой», «Сне смешного человека», «Великом инквизиторе». Роман «Преступление и наказание» как в фокусе собирает лучи мысли Достоевского, рассеянные в его произведениях 1840- 70-х годов.

При всей сложности внутренней тематики совершенно изумителен по своей цельности и полноте основной тон повествования. Он словно
вбирает в себя все интонации и оттенки отдельных сцен и образов — столь разнородные мотивы Сони, Свидригайлова, Раскольникова, Мармеладова, старухи, — чтобы слить их воедино и постоянным возвращением к этим господствующим и сменяющимся темам сообщить роману как бы некоторую симфоническую форму современного Петербурга, сливающую огромное многообразие его звучаний в единое и мощное целое трагедии Раскольникова.